Чужеземные тропы, незнакомые моря
Шрифт:
Опекаемый старым мусульманином, на которого произвела впечатление «набожность» мнимого араба, прожил Кайе в Тимбукту четыре дня. Он узнал, что был не первым европейцем в этом городе. Два года назад сюда с севера пришел англичанин Ленг [336] . Но бывший на нем английский мундир не только не уберег его, а, напротив, стал роковым. В нем заподозрили английского шпиона, и, едва он оставил город, как на него напали то ли туареги, то ли люди из племени берабиши с требованием, чтобы он отрекся от своей веры. Но Ленг повторял одно только: «Бог велик!» И ничто не могло заставить его добавить еще, как требовали: «…и Магомет — пророк его». Задушенный, он остался лежать на дороге. Судьба Ленга призывала к осторожности. Удастся ли Кайе стать первым европейцем, сумевшим благополучно уйти отсюда? Тревожный вопрос. Задача предстояла трудная: дорога
336
Александр Гордон Ленг (1793–1826) — шотландский путешественник по Африке, в 1826 году прибыл из Триполи через Сахару в Тимбукту, был принят за шпиона и на обратном пути убит у Арвана, все его записи пропали, сведения о судьбе Ленга привез в Европу Рене Кайе.
В начале 1828 года оставшийся без средств Кайе примкнул к направлявшемуся на север каравану. Жара, жажда, голод и редко стихающие песчаные бури совершенно подорвали его здоровье. Но с железной энергией Кайе продолжает вести свои ежедневные записи…
…Через 3 месяца перед домом французского консула в Танжере остановился человек в лохмотьях. Трудно узнать в этом испитом, изможденном бродяге европейца. Но сомненья нет — это Кайе, тот самый Кайе, который 538 дней тому назад начал на западном побережье свой полный злоключений поход, тот самый человек, за жизнь которого никто не дал бы ни гроша. Но он видел Тимбукту, далекую легендарную столицу Сахары, и живым возвратился оттуда!
Если раньше этого чудака встречали пожиманием плеч, насмешками или пустыми обещаниями, то теперь его одолевают почестями. Он получил 10 тысяч франков премии Парижского географического общества, его наградили орденом Почетного легиона, ему назначили государственную пенсию. Короче, теперь ему предоставили те средства и связи, которых так недоставало раньше. Кое-чего он, однако, лишился: крепкого здоровья, непоколебимого оптимизма и молодости, позволивших ему в одиночку свершить то, что было под силу разве что большой, хорошо оснащенной экспедиции.
Но не было недостатка и в попытках умалить заслугу Кайе. Чванные, кичащиеся своими научными привилегиями кабинетные ученые не могли стерпеть, что сын «только» пекаря дерзнул…
Кайе менее всего был дерзким. Вежливо, но твердо он ответил своим недоброжелателям:
«Я выполнил задачу без научной подготовки, нищий, не получая никакой помощи. Но я рассказал Европе, что такое Тимбукту. Единственное достоинство моего сообщения — правдивость. Пусть у меня не отнимают того, что добыто столькими страданиями. Несовершенство стиля и мое невежество пусть критикуют те, кто не бывал в Тимбукту, а совершенствовался в науках и искусствах дома».
Едва достигший 30-летнего возраста, разочарованный и уставший от постоянных враждебных нападок, Кайе удалился в деревню и там в 1838 году умер от болезней, приобретенных в Африке, — жертва своей страсти.
Таковы были сведения и события, связанные с Черным континентом. Все это знал Генрих Барт.
Еще более 60 лет назад Джозеф Банкс заявил: «…карта Внутренней Африки — большое «белое пятно…» И с тех пор почти ничего не изменилось. Через Сахару проложили несколько узеньких тропок, определили течение Нигера и кое-что узнали о людях и странах на территории между озером Чад и Тимбукту. Но все это было поверхностно и неполно. По-прежнему карта Африки, за исключением нескольких прибрежных районов, оставалась большим «белым пятном».
День, когда наш молодой ученый получил письмо профессора Риттера, означал для него перелом в жизни. Барт поставил одно условие. Дело в том, что организаторы настаивали, чтобы экспедиция прежде всего стремилась завязать торговые сношения с вождями, шейхами и королями Сахары и Судана; Барт же, напротив, хотел посвятить себя научной стороне дела. С этим согласились.
…В декабре 1849 года Барт вместе с другим участником экспедиции, естествоиспытателем доктором Адольфом Офервегом [337] , прибыли в Тунис, а затем направились в Триполи, откуда их караван должен был начать свой путь. После того как прибыл английский руководитель экспедиции Ричардсон, 23 марта 1850 года кафла (караван) из 20 верблюдов двинулась в направлении на Мурзук.
337
Адольф Офервег (1822–1852) — немецкий ученый, в то время состоял на английской службе.
Был, однако, избран не обычный караванный
«Я нашел один из красивейших памятников, оставленных нам древностью, который неопровержимо доказывает, что когда-то эта местность далеко не была такой скудной, как теперь, и что, напротив, она кормила население достаточно культурное, чтобы отдавать должное подобным произведениям искусства и величию человека!»
Ученый хорошо чувствовал неповторимость встречи с таким одиноким свидетелем давно погибшей культуры:
«Не раз, срисовывая в альбом его искусное убранство, я останавливался, чтобы внимательно оглядеться. Но нигде ни человека, ни вообще чего-либо живого не видел. Так зачем же воздвигли здесь римляне этот чудесный памятник? Разве могли они предполагать, что через много веков один из потомков тех самых германцев, которых они презирали точно так, как презирали гарамантов [338] , вновь откроет восхищенному миру это произведение искусства?» [339]
338
Гараманты — древние хозяева Фепдана, предки современных кочевых берберов — тарги, или туарегов, живущих сегодня в районах нагорья Тибести и Ахаггар. Руины их знаменитой столицы Гарамы найдены к северо-востоку от Мурзука, у Джермы.
339
Очевидно, речь идет об усыпальнице с коринфскими колоннами — самом южной из оставленных римлянами архитектурных памятников, она находилась близ Джермы в Феццане.
Если бы Барт мог видеть этот кран с высоты птичьего полета, как это легко осуществимо в наше время, то он повсюду увидел бы следы былой деятельной жизни. Здесь когда-то цвели сады, всюду зеленели пастбища и рощи, а к ним льнули деревни и города. А затем под защитой своих легионов сюда пришли римские завоеватели, надменно присвоившие себе право господства над местным свободолюбивым населением, С тех пор миновало 20 веков, но мир не изменился. В то время как Барт, сидя перед гробницей, пытался проникнуть в прошлое, в нескольких сотнях километров к западу французские войска вели лютую захватническую войну против героически оборонявшихся алжирцев [340] .
340
В 1830 году французские колонизаторы начали завоевание Алжира, в 1839–1843 годах им удалось захватить большую часть Телля и высокого плато, в 1843–1847 годах война перенеслась в Марокко, а в 1848 году Алжир был присоединен к Франции. Продолжением этого завоевания было продвижение французов в 1849 году к оазису Заача, экспедиция против Эль-Агуата в 1852 году, занятие Тугурта в 1854 году и трехлетняя франко-кабильская война, обеспечившая французам прочный тыл. К 1870 году французские колонизаторы уже продвинулись к районам Вади-Гир.
Немилосердно наступавшая пустыня погребла под собой эту древнюю, заботливо обрабатываемую, плодоносную страну. Только изредка тут и там, как немая жалоба, пробивается из-под песка какой-нибудь обломок.
Наконец караван прибыл в Мурзук — первый крупный пункт в этом путешествии. Управлял там шейх по имени Боро. Боро придерживался турецкой ориентации — в то время страной еще владели турки. Кроме того, в Мурзуке стояла воинская часть оккупационной армии, состоявшая из 400 человек. Там же имел свою резиденцию английский консул. Туземное население, насчитывавшее около 2800 душ, занималось торговлей. А так как в невыносимо жарком пустынном захолустье едва ли имелись подходящие товары для легальной торговли, то занимались здесь, как испокон веку, покупкой и продажей негров-рабов. Хотя этот промысел был запрещен, но не так-то просто заставить сынов аллаха отказаться от прибыльного дела.