Чужеземные тропы, незнакомые моря
Шрифт:
…Уже почти полгода находится Стэнли в пути. Цель, правда, уже недалека, но поход длится дольше, нежели того хотелось бы американцу. Неудачно сложилось то обстоятельство, что арабский вождь территории Унианиембэ — в 300 километрах к востоку от Уджиджи — находился в состоянии войны против туземного вождя, основательно обиравшего арабские караваны. Вопреки ожиданию этот вождь из племени руга-руга победил арабов, которые были гораздо лучше вооружены. Стэнли, пользовавшийся гостеприимством шейха, не рискнул идти через территорию руга-руга. Поэтому, к крайнему своему сожалению, он вынужден был на несколько драгоценных недель задержаться в Унианиембэ, пока горячие головы несколько успокоятся, чтобы затем сделать крюк в 600 километров через труднопроходимые джунгли и добраться до цели.
Наконец 28 октября 1871 года показались нищенские глинобитные хижины арабов и похожие на пчелиные ульи
Длинная колонна носильщиков остановилась, с волнением готовясь к предстоящему важному событию. Раздается залп, и развертывается американский флаг. Жители деревни толпами бегут к экспедиции. Один из чернокожих заговаривает со Стэнли по-английски. Это хороший признак. В самом деле, ведь перед Стэнли стоит Сузи, слуга Ливингстона, и заверяет, что доктор жив и находится здесь.
Что произошло позже, пусть расскажет Стэнли сам:
«…Тем временем головная часть отряда снова остановилась. Кирангос выступил вперед и поднял флаг, а Селим сказал: «Я вижу доктора. Ах, какой он старый: у него совершенно белая борода». Ах, что бы я ни дал, чтобы на минутку оказаться в джунглях и без свидетелей выкинуть какую-нибудь дикую штуку и разрядить свое едва сдерживаемое волнение. Но я поступил так, как мне показалось наиболее достойным; внешне спокойно я зашагал мимо людей к стоявшим полукругом арабам. Впереди них стоял белый с седой бородой. Медленно приблизившись к нему, я увидел, что он был бледен и утомлен. На нем были синеватая шапка с истрепанной золотой лентой, красный жилет и серые брюки. С каким удовольствием я побежал бы к нему! Но в присутствии окружавшей нас толпы у меня не хватило мужества. С не меньшим удовольствием я обнял бы его, но не был уверен, что англичанину это понравится. Поэтому я поступил так, как подсказали трусость и неоправданная гордость: степенно подойдя к нему, я снял шляпу и сказал:
— Вы, как я полагаю, доктор Ливингстон?
— Да, — сказал он с любезной улыбкой, слегка приподнимая шапку.
Мы сердечно пожали друг другу руки, и я сказал:
— Благодарю господа бога, доктор, что он позволил мне увидеть вас.
Он ответил:
— А я благодарю его за то, что могу вас приветствовать здесь».
Через 20 лет после встречи Фогеля с Бартом произошла эта вторая знаменательная встреча двух исследователей Африки.
Как случилось, что доктора в течение ряда лет считали пропавшим? В поисках самых южных истоков Нила он еще в 1859 году, будучи в Ньяса, слыхал, что далеко на западе есть крупные реки, текущие к северу. В 1866 году, сойдя в Занзибаре с корабля, он намеревался исследовать эти реки и проник в совершенно неизвестную область на запад от озера Танганьика. Этот край текущих к северу рек Ливингстон в течение нескольких лет обошел вдоль и поперек и только один раз отдыхал в Уджиджи. Поэтому он мог посылать о себе известия крайне редко, и, вероятно, они туда не дошли.
Тысячу километров на запад от Танганьики, в джунглях Маньемас, в водоразделе между Нилом и Конго, на Ливингстона было совершено нападение: он был ограблен и, заболев лихорадкой, с трудом дотащился через раскаленную глухомань до Уджиджи, где узнал, что все его запасы украдены. Он прибыл сюда только пять дней назад, по собственным его словам, «как муж, шедший из Иерусалима в Иерихон, попавший к разбойникам».
Ливингстон благодаря привезенным медикаментам и хорошему уходу быстро поправлялся, но Стэнли заболел болотной лихорадкой. Заботы доктора скоро его вылечили. Когда оба окончательно поправились, они решили вместе исследовать северную оконечность Танганьики и прежде всего установить, является ли Рузизи только северным притоком озера или же стоком воды к озеру Киву или даже к озеру Эдуарда; в последнем случае Танганьику следовало бы считать истоком Белого Нила. Как Ливингстон и предполагал, оказалось, что Рузизи только приток.
Это случилось во время одного из совместных разведывательных походов.
…Тропическая ночь наступила без перехода. Оба европейца улеглись у огня и молча смотрели на костер. Живой, подвижный Стэнли, никогда не лезший за словом в карман, на этот раз нерешительно мялся. Он хотел заставить своего молчаливого спутника рассказать, что пережил тот за последние годы. Но, с другой стороны, Ливингстон слишком хорошо разбирался в людях, чтобы не понять,
Голос Стэнли прервал размышления Ливингстона.
— Что было вашим сильнейшим впечатлением в Африке, доктор? — спросил он напрямик.
Старый первооткрыватель на минутку задумался, а потом мечтательно ответил:
— Если вы любите Африку, то должны посмотреть грандиознейшую игру природы на африканской земле; я говорю о водопадах Виктории. Никогда не забуду тот день — это было 14 ноября 1855 года, — когда я вместе со своими макололо спускался вниз по широкой Замбези. Еще когда я в первый раз был в Линьянти, мой добрый уже умерший вождь Себитуане спросил меня, есть ли и в нашей стране тоже «мози оа тунья» — громоподобный дым. И я заинтересовался этими одним только туземцам известными водопадами. Действительность превзошла мои самые смелые ожидания. Сначала показались только высоко подымавшиеся кверху столбы водяного пара, нависшие над лесом, подобно степному пожару. Потом воздух постепенно стал наполняться все более усиливающимся гулом и громом. Лодки быстрее устремились вперед. Вся блестящая поверхность реки покрылась пеной. Моим ловко управлявшим лодками спутникам с трудом удалось сдержать их и направить к острову. Я сошел на берег, очень осторожно подошел ближе и стал свидетелем зрелища невиданной мощи. Пенный покров реки — шириной около 1800 метров — внезапно обрывался и, как бы поддерживаемый какой-то волшебной силой, несколько секунд парил над бездной, чтобы затем обрушиться в бездонное, глубокое скалистое ущелье. Нельзя описать, как там бушевало и ревело! Я оглох от грома водопада и ослеп от водного простора. Мои макололо в благоговейном ужасе закрыли лица руками, а я преклонил колена перед могуществом стихии. Две вечные радуги перекинулись через эти жуткие пропасти. «Мотсе оа каримо» — называли их мои чернокожие — «божьи жезлы». И лучше не скажешь…
Я назвал их водопадами Виктории. Это единственное английское название, которое я присвоил чему-либо на Африканском материке. В память посещения я вырезал начальные буквы моего имени и дату в коре пальмы. Такой тщеславный поступок я позволил себе в первый и последний раз.
Если бы греки или римляне добрались сюда два тысячелетия назад, то, несомненно, сочли бы водопады Виктории таким же чудом света, как висячие сады царицы Семирамиды или египетские пирамиды. В Африке есть чудеса, о которых в Европе понятия не имеют. Довольно, — оборвал вдруг Ливингстон себя. — Вы сами увидите. — И добавил тише: — Если ваши глаза умеют видеть. Ну, спокойной ночи, завернитесь плотнее в палатку, ночи у воды прохладны.
Седоволосый исследователь вновь раздул огонь и, прежде чем лечь спать, поднялся, чтобы проверить часовых.
Несколькими неделями позже путешественники возвратились в Уджиджи. Стэнли всеми способами старался уговорить утомленного старика возвратиться в Европу, но безуспешно. Ливингстон полагал, что его задача еще далеко не закончена. Как много планов роилось в этой голове! И он знал, что нужно торопиться: ему недолго осталось жить на этой земле. Но начатое нужно окончить. Когда-то на юго-западе он открыл текущую на север мощную реку, вытекавшую из им же открытого озера Мверу; люди племени маньяма называли ее Луалаба. Эту реку, катящую громадные массы воды на север, Ливингстон исследовал до 4° ю. ш. Если Луалаба принадлежит системе Нила, то он обнаружил истинный источник этой загадочной реки. Однако не исключено, что Луалаба всего только верхнее течение Конго, у которого тоже изведано еще только устье. Так много вопросов — и никаких ответов!
Но потрясшее Ливингстона происшествие заставило его оборвать путешествие и возвратиться назад. В крупном селении Ньянгве на Луалабе, где как раз происходил многолюдный базар, он стал свидетелем коварного нападения арабских работорговцев. Неизвестное здесь стрелковое оружие привело мирных маньяма в панический ужас, и насильники легко с ними справились.
Это массовое убийство и пленение сотен невинных людей имело для Ливингстона скверные последствия, потому что туземцы полагали, будто он тоже был заодно с арабскими негодяями. Он вынужден был, не имея возможности следовать далее по течению Луалабы, бежать и пробиваться до Уджиджи.