Чужие браки
Шрифт:
Ханна заколебалась:
— Что же… может быть, мы как-нибудь поговорим с тобой об этом… в другой раз.
Глаза их встретились, молча говоря друг другу «Я хочу видеть тебя, мне это необходимо».
— Если вы хотите быстренько проконсультироваться, — сказал Гордон, — если ты считаешь, что Майкл может чем-то помочь, почему бы вам не пройти в мой кабинет.
Он указал рукой на французские окна, распахнутые настежь, через которые можно было пройти в дом. Ханна кивнула.
— Большое спасибо. Если, конечно, не возражаешь, Майкл. Мне жаль, что
Марсель сидела неподвижно, как бы остолбенев, и прислушивалась к учащенному биению собственного сердца.
Майкл взял Ханну под руку и повел ее в дом.
В кабинете Гордона царил полумрак. Он закрыл одну створку двери, оставив вторую распахнутой настежь, думая все время о том, наблюдает ли за ними Марсель. Ханна смотрела на него, отступив на несколько шагов. Майкл видел только ее полуоткрытый рот. Не говоря ни слова, он обнял Ханну. Целуя, он вдыхал запах ее кожи и волос, пальцы машинально нащупывали ворот ее блузки, в то же время он не переставал думать о раскрытых настежь окнах, и вновь вспомнился запах, стоявший в купальне Фростов.
— Не сейчас, — шептала Ханна. — Сейчас нельзя.
Майкл почувствовал губами, что она улыбается, отвечая на его поцелуй. Ханна явно наслаждалась своей властью, а Майкл, как ни странно, испытывал необъяснимое наслаждение от сознания собственного бессилия, от неизбежности пасть жертвой этой женщины.
— Да, да, можно. Никто не войдет, — настаивал он.
Ханна уже полулежала на столе Гордона. Майклу хорошо было видно аккуратную стопку счетов и небольшую шкатулочку с бумагой для записей.
— Нет. Там Марсель. Да и Дарси где-то рядом. Ты же видел, что с ним творится.
Желание Майкла постепенно сменилось раздражением. Он знал, что сейчас ему ничего не добиться от Ханны, и не понимал, что же заставляет его продолжать настаивать на своем.
— Тогда когда же?
— Приходи в магазин во вторник вечером. Перед закрытием.
Она явно спланировала это заранее. Майкл вновь почувствовал прилив желания. Ну конечно же, не могло быть никаких сомнений в том, что он придет. Сейчас Майкл силился и не мог вспомнить, что же он собирался делать во вторник.
— Да, я приду. Ты ведь знала, что я обязательно приду?
Ханне наконец удалось выскользнуть из-под него. Снаружи вспыхнул свет, осветивший сад. Теперь им хорошо было видно друг друга, бумаги Гордона, разложенные на столе, и слышны звучание посуды и звуки отодвигаемых стульев — в саду убирали со стола. Майкл медленно обошел письменный стол и сел в кресло, подперев рукой подбородок.
— А что там насчет Дарси? — спросил он с явной неохотой.
Ханна села в другое кресло. Оба прекрасно понимали, что напоминают сейчас пародию на доктора и пациента. Майкл подумал, что если кто-нибудь видит их сейчас из сада, то они сидят в самых невинных позах, которые только можно себе представить.
— Ты же видел, что творилось сегодня вечером. Похоже, что он чувствует себя то ли испуганным, то ли просто очень ослабшим после болезни, но ему невыносима мысль, что кто-нибудь, даже я, это заметит — Ханна сделала руками какой-то неопределенный жест в воздухе. — Отсюда все это странное поведение — агрессивность, решимость работать так, будто бы ни чего не произошло, и все это настолько сильно, что я не в состоянии разглядеть сквозь это настоящей причины. Но я думаю, он боится. Даже когда Дарси спит, все это в нем присутствует. Спит он плохо и периодически вздрагивает во сне, знаешь, как собака?
— Ты думаешь, у него есть еще какие-нибудь причины для беспокойства? Кроме того, что месяц назад v него произошел сердечный приступ?
После секундного колебания Ханна сказала.
— Нет, а что бы, по-твоему, это могло быть?
— Я думаю, что для такой сильной личности, как Дарси, очень трудно смириться с мыслью о своей физической уязвимости. А реакция на это может быть в любой форме. Он еще много чего может учудить, прежде чем смирится наконец с этой мыслью. Дарси — человек сложный.
Майкл пытался таким способом приободрить Ханну, хотя на самом деле он считал, что самоуверенность Дарси и его хозяйские манеры всегда отдавали дешевкой.
Ханна кивнула. Затем произнесла, очевидно, считая, что важно произнести это вслух.
— Я все еще люблю его. Но думаю, что иногда одновременно ненавижу.
— Думаю, это не так уж необычно, — мягко сказал Майкл. — А ты? После всего, что произошло между нами всеми?
Майкл чувствовал себя так, как будто услышал какие-то неясные тревожные звуки, недоступные его уху раньше. Звучащий на высокой ноте мотив сексуальных влечений и сексуальной неудовлетворенности, который летел от пары к паре, пронизывал насквозь его собственный брак, брак Ханны, браки всех остальных людей и терялся в бесконечности.
«Ведь Дарси может умереть», — вновь подумал он. И он тут же представил себе все возможные в этом случае осложнения. Ханна сказала, что все еще любит мужа. Значит, и у нее есть своя слабость, несмотря на то, что она кажется такой сильной. Теперь Майкл смотрел на Ханну так, как будто она действительно была пациенткой и испытывал что-то среднее, на этот раз между желанием и жалостью.
— Да, — ответила наконец Ханна на его вопрос. — Я думаю, это вполне обычно.
Она улыбнулась Майклу, лицо ее при этом потеплело и как бы осветилось изнутри.
— Я рада, что ты здесь. И рада тому, что происходит между нами.
— Это хорошо, — сказал Майкл, почему-то чувствуя себя обманщиком.
Стелла Роуз и Фросты зашли в дом вместе с Вики и Гордоном. Марсель и Джимми остались в саду одни. Джимми дотянулся до недопитой бутылки вина и наполнил их бокалы. Марсель пила в невнятной надежде, что действие алкоголя ослабит ее боль. Ей хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, но она не могла придумать где. Огни дома казались ей слишком яркими, слепили. Марсель прикрыла глаза, но пожар продолжал бушевать за закрытыми веками. Окна кабинета Гордона были темны.