Чужие дети. Сборник лирических рассказов
Шрифт:
Блажной.
Тяжелый дух самогона доносился из беседки. Вопли подвыпивших мужиков разносились на весь двор. Летние сумерки уже загнали бабушек по квартирам, а жен эти крики еще не достали, так что утихомиривать выпивающих было не кому. Я вдохнул самогонный дух, пополам с сигаретным дымом и незначительной примесью воздуха, закашлялся с отвычки и улыбнулся, до чего хорошо вернуться домой.
– Привет народ! – громко сказал я и выставил на грязный стол литровую бутылку водки. Водке, разумеется, уделили больше внимания, чем мне, меня это не удивило и не обидело. Под одобрительный
«Привет» и «как дела» звучало музыкой, под уютное журчание льющейся в пластиковые стаканы водки. Хорошо, никаких нервов, сегодня напьюсь в хлам. Можно будет попросить у Толика Флакона гитару и побренчать что-нибудь душераздирающее и сопливое. Исполнитель из меня хреновый, но после пары литров ценители будут в нужной кондиции. По мере уменьшения жидкости в бутылке, разговор становился оживленней, анекдоты похабней, а байки все более лживы. Красота!
Тут из темноты вышел дедок бомжеватого вида, одетый, несмотря на теплую погоду в драное пальтишко, наверное, берег свое единственное имущество от посягательств таких же. Мужики, обычно резко «рубающие хвосты», то есть отгоняющие не прошеных нахлебников, быстренько усадили деда между собой и с умилительной и непонятной заботливостью стали подрезать ему колбасу и батон. Выпить предложили, но вяло, без энтузиазма. Отказ деда восприняли спокойно и не стали как всегда чуть не силой заливать. Верхом лихости в районе считалось напоить «закодировавшегося», что бы потом на просьбы, уставшей от бесконечной пьянки жены отвечать, ты, мол, знаешь такого? Так он после «кодировки» еще больше бухает!
Вообще поведение мужиков к деду было до крайности странным. Дед ел аккуратно и неторопливо. Разговоры почти стихли и, что вообще не лезло ни в какие ворота, Леха Бойко, говорил прилично. От него, до этого, я слышал печатную речь, только в виде междометий.
– Слышь, Толян, – спрашиваю бывшего соседа по лестничной площадке, – это кто?
– А никто не знает. – Толик выглядит подозрительно трезвым, хотя еще пять минут назад едва стоял на ногах – Пришел во двор месяца два назад и заговорил с Крабом.
– Ничего себе! – Дурной нрав Краба, местного «авторитета», стал притчей, так сказать, во языцех. Отбитый на всю голову уголовник, давал отдохнуть району только когда сидел в тюрьме, что к счастью случалось достаточно часто. Больше всего он любил безнаказанный мордобой, поэтому бомжи обходили его десятой дорогой.
– Это только цветочки, – зашептал на ухо Толик – ну Краб сначала стал понты колотить, как обычно, ты, мол, дед рамсы попутал, не в тот двор заперся и так далее. Дед его выслушал, а потом тихо так ему чего-то сказал. Краб белый аж стал. Все думаем, хана деду. А Краб кланяется деду, потом нам и говорит: простите православные, собирает сумку и уходит. Люська Забодина, его в Михайловском монастыре видела, ты же знаешь, она на религии повернута, клянется, что Краб в рясе там, ну монахом!
– Краб? Монахом? – в такое верилось с трудом.
– И это еще не все, – Толик наслаждался моим изумленным видом – Жанку Мякшину помнишь? – я кивнул, за ней в детстве недосмотрела вечно пьяная мамаша, от плохого питания бабе перекрутило ноги, ходить она в принципе могла, но только на костылях. – он ей ноги выровнял!
– Как?!
– Да хрен его знает! Блажной он! Ну, типа, Божий человек. Чудотворец или как… Это ты у нас умный, так что сам придумаешь как, а мне лично этот дед язву вылечил…
Чудотворец? Не верю я в чудотворцев, но для шарлатана у деда был слишком ободранный вид. Дед запил ужин водой, предусмотрительно принесенной кем-то, и задал вопрос.
– А что ребята, красивый сегодня закат был?
Мужики дружно стали вспоминать, какой сегодня был закат, получалось с трудом, потому что во время заката их беспокоили другие проблемы, где «накружить» денег на самогон. Я точно знал, что во дворе закат был некрасивый, аккурат напротив двора располагался «Коксохим», его уродливое и чадящее днем и ночью здание изуродует любую картину, но молчал. Я, честно говоря, обалдел от деда, ох не простой бомж заглянул на гульбище молодецкое, оглянувшись, я заметил, что уже не только молодецкое. Из квартир ободранной хрущевки вышли почти все кто мог передвигаться, но тишина стояла такая, что слышно было даже жужжание комаров.
– Ай-я-яй! – укоризненно сказал дед – если ты за день не слышал, как птицы поют, так день прошел зря, на глупость и суету потратил ты его.
Люди молчали, я мог поклясться, что многим было стыдно. Я любил родной район, но никогда не строил иллюзий по поводу его обитателей. Основная масса жителей, конченые алкаши соревнующиеся, кто быстрее отправит на тот свет, водка или силикоз, подаренный родным заводом. Интеллигентность, а тем более совесть, здесь воспринималась как шутка, в лучшем случае. Появляется странный дед и укоряет замордованных работой, с мозолями на руках и сердцах, людей в том, что они не слышат пение птиц. И вместо ожидаемой оплеухи, получает внимание и, пожалуй, что трепет. Дед, толи проповедует, толи спрашивает странные вещи:
– Вот ты, Коля, почему жену сегодня не поцеловал? – Николай Голубев, понуро молчит. Он не раз гонял жену по району в одной ночнушке и украсил ее широкое лицо не одним синяком. Я точно знал, что ему не стыдно за это, он сам рассказывал что это «профилактика», чтобы не расслаблялась. А сейчас вижу стыдно ему… и за что? За то, что не проявил любви. Охренеть!
– А ты Маша, перестань гонять дочку и через месяц зять будет, лучше не придумаешь! – Мария по кличке «Полтора», сникает всем своим необъятным телом, а ее дочка Лиза испуганно ойкает. В пятнадцать гулять с мальчиками хочется, но мама этого желания не понимает и очень больно навязывает свою точку зрения.
Все это выглядит родительским собранием в сумасшедшем доме. Дед говорит ласково и необидно, но достает каждого до самого дна души. Я внезапно понимаю что дед может в мою душу влезть и начал потихоньку пробираться к арке выхода. Как он оказался возле меня, если только что сидел в другом конце двора? Чудотворец, блин!
– Если ты не выпустишь то, что у тебя внутри, оно сожрет твою душу. – спокойно сказал он, я сжался от ужаса что он сейчас начнет высказываться о моей душе. – не бойся, твое останется с тобой, пока ты сам с ним не расстанешься.
– Да что ты понимаешь! – почти выкрикнул я.
Дед молчал, я смотрел в его сморщенное лицо, ясные карие глаза и понимал, что он знает. Знает все, про нее, про то, что произошло между нами и даже про, то, что я чувствую. Меня поглощал страх, никто не может лезть в мою душу, никому я не отдам свою боль, потому что без нее, останется пустота, а это еще хуже.
– Пойдем, проводишь меня. – дед повернулся и затопал в дырявых, разбитых ботинках по асфальту.
Я подумал и пошел следом. Какое-то время мы шли, молча, я кое-как собрался с мыслями. Дед, наверное, какой-то гипнотизер, а может даже телепат. Во всех ангелов-богов я не верил, так что и этому есть объяснение, надо только копнуть глубже. С чего бы начать? Точно с лести, самый лучший способ понравится человеку, грамотно и толково «поездить по ушам».