Чужие паруса
Шрифт:
И другие люди – за столами, в гамаках, на рыбах, на дорожках – бросали взгляды наверх, улыбались проходящему кораблю и призывно махали руками.
– Фиддлерсгрин!
– Морской рай!
– Великий Тарос, да это же рай моряков!
– Существует!..
– Стоять!!!
Предупредительный оклик Пэвера опоздал. Раздался всплеск, и люди на корабле, включая маскапа Сварога, увидели, как комендант угольной базы крон-майор Прого
Но Сварог уже не любовался райскими картинками. Он двигался по палубе и планомерно отшвыривал людей от фальшборта.
– Всем отойти! Вон с палубы! Внутрь! В кубрик! Я сказал, щенок, вон отсюда! – и Сварог, сочно приложив кулаком, отправил в нокдаун какого-то сопляка с обезумевшими глазами и слюной на губах, попытавшегося вцепиться маскапу в горло. Пусть лучше валяется в нокдауне, чем на дне.
Сварогу удалось сломать очарование, складывающееся из медленного, безмятежного, умиротворяющего парения над идиллическими видами… а виды-то сменяют друг друга, виды полны разнообразия, и каждый прелестен и манящ, и нет ничего страшного на дне, нет ничего плохого под водой, нет ничего жуткого в смерти и…
Сварог, очухавшись на мгновение на слове «смерть», не без усилия заставил себя включить «магический глаз»…
– Пэвер, Олес, Чуба, так вас перерастак, что застыли, гони всех прочь! – летел вдоль борта Сварог.
Чуба-Ху в собачьем обличье перехватила, вцепившись клыками в ногу тоурантца, тащившего к фальшборту женщину, наверное жену, и ребенка, наверное своего. Не иначе хотел уйти с ними от невзгод в сказочную страну. А Чуба, как и Сварог, скорее всего, видела, как выглядит эта сказка на самом деле.
Отталкивая зачарованных людей от борта и надрываясь в крике, Сварог поливал океанскую воду серебром из шаура. И когда он увидел, как отшатнулись от борта люди, то понял, что серебро подействовало на морскую нечисть именно тем макаром, каким и должно оно действовать на любую нечисть. Тогда Сварог остановился, посмотрел вниз.
Вода замутилась. Вода потемнела и забурлила, взбивая черную пену. И в этой пене замелькали темные влажные спины. Спины кишмя кишели вокруг корабля – там, где над водой появлялись откусанные кисти, ступни, ноги, ошметки внутренностей… и тут же части розовой человеческой плоти накрывали темные туши. Одна из тварей вдруг взмыла вверх, по-дельфиньи заплясала на волне, явив себя во всей красе: вытянутая безглазая голова величиной с водолазный шлем сразу, презрев необходимость иметь туловище, переходила в длинные, напоминающие ноги, очень подвижные ласты. Тварь сжимала в пасти, полной мелких зубов, голову коменданта Прого. Словно исполняя танец злобного торжества, прошлась с головой в зубах по волнам, по тушам сородичей. Головастик веселился, пока из кишенья спин не выпрыгнул другой головастик и не вырвал из его пасти игрушку, как ватерпольный мячик…
…А потом они увидели, что осталось от флота государства Вильнур.
Тоурантец в каюте так и не поддался внушению. Расстреляв все патроны в дверь, последний он употребил себе в горло. Это произошло как раз тогда, когда «Серебряный удар» уже шел через обломки.
Экипаж «Удара» высматривал в воде людей. Сварог приказал сбавить до «самого малого» и готов был остановить «Удар», если они обнаружат за бортом живых. Но надежд на это, прямо сказать, было немного. На воде взгляд не отыскивал ни единого куска, клочка, лоскутка, ошметка или обрывка, который превышал бы два кайма в длину или в ширину. Причем все дерево, ровным слоем покрывающее поверхность океана на несколько
– Вильнурцы, – сразу определил кто-то на палубе. – Их парусина, толстая…
– Да, – согласились с ним. – Видишь, сколько обломков весел. А у Вильнура все суда гребные, даже те, что оснащены парусом…
– Интересно, здесь их накрыло или уже в таком виде течением пригнало?..
Всякие сомнения в принадлежности погибшего флота отпали, когда они разглядели среди волн полотнище – зеленая и оранжевая полосы с правой стороны и вертикальная красная. Флаг Вильнура. До самого выхода из жуткого пятна «Серебряный удар» шел на «самом малом». Но людей ни в подзорные трубы, ни без труб среди обломков с борта так и не увидели…
А потом случился шторм. Шторм накрыл их, в полном соответствии с картой Ваграна, у границ области синих штрихов и области, свободной вообще от всяческих обозначений. Канонический такой шторм, самый обыкновенный – без следа магии: с обязательным затишьем перед бурей, с внезапно почерневшим небом, с обрушившимся шквальным ветром, с ливневыми струями, с волнами, перекатывающимися через верхнюю палубу, с обязательным девятым валом.
Они тоже действовали вполне канонически. Развернулись носом к волне, врубили «самый полный» и лихорадочно принялись готовить помпы в трюмах. В ожидании, когда броня не выдержит ударов волн и поддастся.
Одно только выпадало из канона: этот шторм не заканчивался, не собирался стихать. Он будто прицепился к кораблю за невидимый трал и лупил, лупил, лупил…
И в какой-то момент Сварог внезапно понял: буря будет продолжаться до тех пор, пока «Серебряный удар» не сдастся… И очень скоро он ощутил, что следующего девятого вала их броненосец уже не выдержит. Понимание пришло, видимо, от того, что сросся за эти дни он с кораблем, почувствовал его, как и должен чувствовать капитан свое судно, как должно чувствовать сердце работу остальных органов тела.
«Удар» кренило – он выравнивался, «Удар» проваливался в волну – и все-таки выдирался из нее. Скрипело железо, стонали перекрытия, дрожал скелет корабля. Каждая наваливающаяся волна словно проходила с содроганием через все клетки Сварога.
В рубку ввалился Пэвер, зеленый от качки и мокрый от воды.
– Плохо дело, граф! – проорал он сквозь вой бури в самое ухо Сварога. – Корабль руля не слушается, винт, наверное, покорежило! В котельной полно воды, швы расходятся! Если зальет топку – кранты окончательные!..
И Сварог решился. Решился еще и потому, что отпал всякий смысл соблюдать осторожность. К тому же не привык он ждать, казнят его или помилуют, даже пусть дело касается стихии. Надо пускать в бой последний резерв.
И такой резерв был.
Ну, если быть честным, Сварог лишь надеялся, что в его руках именно резерв, а не последний гвоздь в собственный гроб. Основание для надежды вроде имелось: лесные и степные пожары останавливают рукотворными пожарами, пущенными навстречу…
Из рубки – рывок в каюту, в секундном перерыве между ударами волн, из каюты, со шпагой на боку – к юту. Через бесконечный дождевой поток, не дающий вздохнуть. Цепляясь за ограждения и выступы, сжимая их до судорог в кистях. Через водные валы, обрушивающиеся сверху, бросающие тебя на фальшборт и пытающиеся утащить за собой, в океан. Сердце подкатывалось к самому горлу, когда «Серебряный удар» падал в бездну между черными громадами, сердце распластывалось о диафрагму, когда «Удар» взмывал на гребень исполинской волны, чтобы тут же вновь ухнуть в мрачный провал… Молнии били без перерыва, освещая залитую водой палубу как стробоскопом. Грома слышно не было – все заглушал рев взъяренного океана.