Чужие пространства

Гуляковский Евгений Яковлевич

Наконец дежурный офицер по поручениям пригласил меня в приемную. Капитан «Рендболла» восседал за огромным столом, вокруг которого полукругом стояли старинные кресла. На стенах висели картины известных мастеров, и я готов был поклясться — это подлинники. В целом же обстановка кабинета производила впечатление склада антиквариата. Может быть, хозяин пытался воспроизвести интерьер двадцать шестого века, когда в ходу было такое смешение стилей?

Вряд ли. Скорее всего, эти вещи оказались здесь вместе совершенно

случайно.

Сам капитан, занятый какими-то терминалами и грудой бумаг, не обращал на меня внимания, слишком явно показывая, как немного значит для него моя особа.

Это был маленький человечек, неряшливо одетый, со сломанной, видимо еще в юности, переносицей. Последующая пластическая операция не удалась, или ее делали дилетанты. Косоглазие осталось, и теперь, когда Гагаров в упор разглядывал собеседника, создавалось странное впечатление, что капитан разговаривает с кем-то невидимым, поскольку оба его глаза смотрели куда угодно, только не на человека, с которым он говорил.

Закончив наконец свои дела, капитан обратился ко мне, так и не предложив сесть.

На торговом флоте не принято навытяжку стоять перед начальством. И хотя «Рендболл» являлся военным кораблем, мне звания никто не присваивал.

Поэтому, едва капитан отложил в сторону свои бумаги, как я позволил себе пересечь его роскошный кабинет и весьма непринужденно развалиться в одном из антикварных кресел.

Он даже поперхнулся от подобной наглости и несколько секунд собирался с мыслями.

Я отметил, что когда он продолжил, у него хватило ума не обсуждать со старшим офицером мелочные вопросы субординации. Я был знаком с табелью о рангах военного флота и знал, что штурман по должности и там считается вторым помощником капитана.

— Из вашего послужного списка видно, что вы исполняли обязанности штурмана на трех кораблях торгового флота. Однако мне неясно, где вы находились в период с тридцать второго по тридцать шестой. Об этих четырех годах здесь нет ни слова! — С неудовольствием он швырнул на стол мою магнитокарту и выжидательно уставился в пространство.

— Прежде чем мы перейдем к обсуждению моего послужного списка, я хотел бы напомнить, что оказался на вашем корабле не по собственной воле.

— Разве вы не подписали контракт?

— От меня добились подписи незаконным путем, воспользовавшись моим беспомощным состоянием.

— Бросьте, Крайнов! То, что вы насосались кренга, — это ваше личное дело. Подписывали контракт вы совершенно добровольно. К тому же в нашем случае это не имеет ни малейшего значения.

Впервые за время беседы я почувствовал холодок настоящей опасности.

Гагаров знал все обстоятельства моего так называемого найма. И, похоже, его совершенно не интересовало ни мое мнение, ни причина, по которой я очутился у него на борту.

— Вы можете отказаться от своей подписи на контракте в любую минуту. У секронга просто не было времени известить вас об этом.

Жутковатая улыбка Гагарова лишь увеличила мою тревогу, и я молча ожидал продолжения, стараясь ничем не выдать своего волнения.

— Дело в том, что, как мы оба хорошо понимаем, никто не может принудить классного специалиста исполнять свои обязанности силой. Поэтому за вами сохраняется выбор. Более того, если вы будете недостаточно добросовестны, мы сами откажемся от ваших услуг и расторгнем контракт. В таком случае…

— В таком случае? — спросил я, так и не дождавшись продолжения, а Гагаров, полностью насладившись эффектной паузой, неожиданно спросил:

— Сколько вам лет, Крайнов?

— Тридцать пять, насколько я помню… Какое это имеет значение?

— В каком же году вы родились?

— В две тысячи триста восьмом.

— Ну, я так и думал… В личной карточке почему-то пропущена тройка. Ее наверняка выдавали не в нашем ведомстве. У нас за такую небрежность клерков строго наказывают. Например, направляя их на «Рендболл». Здесь они становятся рабостами. Так мы называем тех, кто выполняет тяжелые и опасные поручения. В радиационных зонах, например.

— Даже в законах Комора использование людей в опасных для жизни местах запрещено!

— Для законов Комора моего корабля попросту не существует. Поэтому у меня здесь действуют свои законы. Я не слышал, чтобы кому-то из рабостов удавалось дожить до ближайшего порта и подать жалобу в суд. — Вновь усмехнувшись своей жутковатой улыбкой, он закончил: — У вас будет возможность обдумать свое положение и принять разумное решение. Я дам вам на размышление ровно… — он взглянул на настенное табло, — двадцать четыре часа. Как раз столько времени понадобится, чтобы закончить разворот и выйти в точку встречи с кораблем, который я собираюсь захватить. К этому времени у меня будет либо новый штурман, либо еще один рабост. — Он придавил ладонью панель стола, и внезапно появившиеся за моей спиной охранники не оставили ни малейшего сомнения в том, что разговор закончен.

Глава 4

Меня довольно долго вели вниз, в кормовую часть корабля. Транспортные кабины на многих переходах не работали, электрокары бездействовали. Воздух подавался и воздуховоды с замогильным хрипом, и даже плафоны горели не во всех переходах.

Похоже, «Рендболл» уже лет десять не проходил проверки. Списанный корабль не подвергался ежегодным комиссиям. На его штатной профилактике сэкономлены немалые суммы, наверняка вписанные в расходные гроссбухи коморского флота и бесследно исчезнувшие в карманах многочисленных чиновников.