Чужие сны
Шрифт:
– Ты хочешь сказать, что вы следили за "Тойотой"...
– Довольно долго. Почти час. Готовили спецгруппу. Но метка пропала в районе Савино. Я потом лично проверила - бабушка умерла, восемьдесят три года. Никакого криминала.
– Но они об этом не знали...
– И подстраховались.
– А заодно и деньги взяли.
Мы смотрели друг на друга горящими глазами, только что не обнимались, как футболисты после удачного мяча.
Потом Алка как-то вдруг поскучнела.
– А что толку? Фальшивые номера они давно сбросили, след остыл.
– Может быть, и нет, - заметила я.
– Знаешь, подруга, метку оставляет не только смерть. Деньги, вопреки утверждению императора Веспасиана, очень даже пахнут. Особенно эти деньги.
Алла сообразила сразу.
– Они же "горячие"! Номера купюр известны. Как только хоть одна из них всплывет...
Бедный Алик с его личной драмой был благополучно забыт. На горизонте замаячила проблема поинтереснее.
– Алла, - я уже собралась уходить, но бес любопытства придержал у порога и легонько тюкнул в ребро. Подруга, определенно, чувствовала свою вину за Алика, был шанс, что как раз сейчас она может оказаться чуть более искренней, - скажи, в "Алексу" специально подбирают людей с... необычными способностями?
– Нет, это случайно так выходит - мягко, доброжелательно соврала Алка и легонько подтолкнула меня к выходу.
Сидя у себя, в комфортном кресле, тупо уставившись на монитор компьютера, я окончательно созрела для взлома "Алексы". В конце-то концов, как говаривал незабвенный Буратино, здесь точно есть какая-то страшная тайна. Наизнанку вывернусь, а докопаюсь.
В нашем Белоозерске есть масса достопримечательностей. Одних церквей и часовен шестьсот пятнадцать! А еще есть древний кремль, и пара-тройка современных зданий и памятников, вроде легендарного "Юркиного клыка" и "троих непьющих". Мест для проведения досуга тоже хватает: ночная жизнь здесь гораздо разнообразнее дневной, приснопамятная "Пирамида" с запредельными ценами и, говорят, лучшими в городе столами для бильярда, далеко не единственный вариант. Например, есть "Маджестик", где по пятницам играет настоящий, живой джаз, есть кинотеатр "Сатурн", где идет в основном мировая киноклассика, есть свой Арбат, мы зовем его "Старый двор"... ну, про всякие кабаки, казино и просто подвалы с "однорукими бандитами" я вообще молчу. Этого добра, по-моему, сейчас везде навалом. Немножко меньше - и было бы как раз. А еще есть у нас самый настоящий, классический блошиный рынок. Как у больших, в Нью-Йорке или Париже. Кто был, говорит, не меньше, а по разнообразию представленного интересного старья и просто хлама, мы их, похоже, даже переплюнули. Ну, то есть, антиквариата у них может и побольше, а вот по хламу наш "табор" точно занимает первые места в Европе и Мире. Тут, лично мне, например, даже никаких доказательств не нужно. Достаточно сойти с шестнадцатого троллейбуса на конечной остановке, и, почти за километр от настоящего "табора", наткнуться на первых его представителей. Как правило, это бабушки с игрушками из автоматов, прочитанными детективами Марининой и Донцовой, использованными одноразовыми фотоаппаратами и подарочными кошелечками от "Ив Роше", "Даниэль Живанс" и "Эйван", и огромная армия желающих облагодетельствовать человечество, в лице его отдельных представителей, щеночком или котеночком, беспородным, но это - его единственный недостаток. Во всем остальном зверек - само совершенство! А стоило пройти чуть дальше, и начиналась арабская сказка. "Али-Баба и сорок разбойников на один квадратный метр".
Я долго думала, куда повезти Галочку развеяться в первый выходной нашей совместной жизни. Кабаки и дорогие магазины отпадали сразу. Человек только что все потерял. И, хотя Галочка держалась с поразительной стойкостью и оптимизмом, я решила не искушать судьбу, и отправиться туда, где у нас с ней будут абсолютно равные шансы как следует развлечься и поймать за хвост свою удачу. В "Сэконд-хэнд".
К тому же, на "Шевроле" по барахолкам я еще не ездила.
Однако, если я решила кого-то поразить, то выбрала не тот способ. Получилось как в том анекдоте: приходит новый русский в швейцарский банк, склоняется к окошку и шепотом говорит кассиру:
– Я хочу положить на свой счет миллион долларов.
– А чего вы шепчете?
– удивляется кассир, - у нас цивилизованная европейская страна. Здесь не принято стыдиться бедности".
На стихийной автостоянке перед табором я, помимо прочего, увидела пронзительно-желтую "Ламборджини", солидный "Порше" и вызывающе-розовый "Каддилак". А черный "Альфа-Ромео" даже продавали. Так что никого я своим "Шеви" не потрясла, разве что Галочку.
Мы с ней долго бродили между прилавками, где торговали старыми кастрюлями, подсвечниками и пластмассовыми моделями египетских пирамид, все вперемешку, потом вырулили к экибанам из пластмассовых цветов, шатнулись оттуда, как от чумы, застряли у стенда с календарями разных лет. В числе прочего там висел знаменитый малдеровский постер с размытым силуэтом летающей тарелки и надписью: "Я хочу верить!" на английском языке. Рядом торговали посудой.
Мужик продавал зубные щетки аж трех видов. Первая модель называлась: "Зубная щетка" и стоила десять рублей. Вторая: "Зубная щетка навороченная", за нее хозяин хотел уже девяносто пять рублей. Третья, в коробочке, звалась: "Зубная щетка навороченная по всякому!" и стоила аж триста восемнадцать рублей. Галочку страшно заинтересовало, что такого можно "наворотить" с зубной щеткой на такую сумму. Оказалось, она оборудована массажером для десен. Надо понять, чтобы не чесались, когда на кого-нибудь зуб режется. Я посоветовала мужику в следующий раз привезти модель совмещенную с губозакаточной машинкой и продавать по полтысячи. Будет называться: "Зубная щетка навороченная вааще запредельно!". Мужик с готовностью посмеялся, на "таборе" народ не обидчивый.
Человеческое море вертело, крутило и тянуло нас во все стороны: Галочку к заколкам, наборам накладных ногтей и книжкам по кулинарии, меня к старым магнитофонам и дискам с новым софтом. Но я стоически преодолевала и собственные искушения, и поползновения подруги слинять налево и как мощный буксир тянула нас обеих к раскладушкам с поношенным шмотьем.
Чтобы попасть туда, куда я так жаждала за двоих, нужно было пройти довольно длинным и мрачным бетонным тоннелем, проходившим под галереей. Можно было и обойти ее, но галерея тянулась не на один километр. Там торговали почти любыми транспортными средствами... за исключением, быть может, электрички и нефтяного танкера. Во всяком случае, катера и даже - один раз - небольшой вертолет там продавали. Вот на галерею бы я заглянула. Но Галочке, с ее недавно перенесенной финансовой драмой там делать было нечего, так что я нырнула вниз, под землю, волоча подругу за собой. Мы прошли почти четверть табора и ухитрились не потратить ни рубля, это было Бог знает каким достижением, во всяком случае, для меня, и я преисполнилась надежд, что сегодня наконец-таки обрету на барахле приличную зимнюю шапку.
Саксофон мы услышали еще на улице. Пронзительно чистый звук, с непередаваемой, джазовой хрипотцой... И мелодия-то была так себе, тема из "Титаника". И фильм этот я не люблю... Наверное, только один Бог знает, почему именно саксофону всегда удается, буквально, выворачивать меня наизнанку, вытаскивая наружу не только крепко-накрепко связанные крылья, но и мое, давно потерянное сердце. А этот саксофон играл так, словно давно и хорошо знал мою душу, словно играл для меня. Словно мы с музыкантом летали в одних небесах, под одними и теми же звездами.
Я тут же решила про себя, что вытрясу здесь все деньги, которые взяла с собой. За такое - не жалко!
Плевать на шапку, подождет. И зима подождет...
Но когда мы с Галочкой протолкались сквозь небольшую толпу, окружившую музыканта, и увидели его - у меня земля под ногами качнулась. Все, подумала я, приехали. Мокрые смирительные рубашки и мягкий кляп. До конца жизни, потому что такое уже не лечится. Если бы это был Джон Колтрейн, или даже Билл Клинтон, у меня бы еще оставалась надежда.
– Силы Небесные, - прошептала я. Джазист согнулся почти пополам и выдал что-то вообще запредельное. Публика - дура, но в великие моменты иногда прозревает. Захлопали так, что, по-ходу, чуть галерею не обрушили. Я решила, что настал подходящий момент выполнить свой зарок, и, заодно, кое-что прояснить. Шагнула вперед и кинула в футляр от саксофона, одну за другой, четыре тысячных бумажки.
Музыкант шустро сгреб деньги, поднял глаза и... чтоб мне пропасть, улыбнулся!!! Персонально мне!