Чужие сны
Шрифт:
– Ибрагимова продала свою долю земли Платону?
– удивился Чернов, - она же была против.
– Была "против", стала "за". Ей доходчиво объяснили, что быть "против" для нее невыгодно. Сын ее находится в реанимации, между жизнью и смертью. Он бы давно загнулся, если б не мои ежедневные визиты. Пока Учитель Мукту является и читает мантру, парень живет. Все просто, как ручка от лопаты. Мне даже уговаривать ее не пришлось, она готова была подписать что угодно, хоть отказ от всего имущества в пользу Школы Самопознания. И была приятно поражена, когда узнала, что нам этого не требуется.
– Так что, шампанское?
– Макс широко улыбнулся, - Лерки нет, жаль. Может, выдернуть ее ненадолго?
– Не стоит, - Антон мотнул коротко стриженой головой, - мы уже близки к финалу, Лерка нужнее там. Мне нужен человек, который будет постоянно держать руку на пульсе... Марочка, тебе не трудно принести вино из холодильника. И штопор захвати.
Девушка поднялась. Она была непривычно молчалива и одета совсем не празднично - в черное. Максим проводил ее глазами, Мара ступала тяжело и немного сутулилась.
– Что с ней?
– спросил он.
– А что? С Марой что-то не так? По-моему она здорова, даже голова больше не болит.
– Ты заметил ее новую прическу?
– Ну да. Она экспериментирует. По-моему ей не слишком идет, но я сказал, что красиво, - Антон зевнул. Борьба за этот разнесчастный участок земли вымотала его немыслимо, за трое прошедших суток он спал, максимум, часов семь.
Вместо ответа Максим порылся в своей сумке, достал диск, загрузил его в компьютер. На экране появилось меню.
– Я отсканировал ту газету, которую принес Герман. На всякий случай. Там фотография всего высшего эшелона "Алексы".
– И что?
– все еще благодушно переспросил Антон.
– Обрати внимание на прическу Аллы Лесницкой. Тебе она ничего не напоминает?
Антон с легкой гримасой поднялся из кресла и склонился над монитором.
– Ну, похоже, - после небольшой паузы сказал он, - но это ничего не значит. Во-первых, мода каждые десять лет возвращается. А во-вторых, даже если в ней и оживают какие-то участки другой личности, сама Мара нам верна.
– Ты уверен?
– Да, - спокойно ответил Антон.
– Есть основания?
– Есть.
– Я могу узнать - какие?
– Она носит моего ребенка.
– Понятно, - Максим кивнул. Помолчал, - в принципе, это аргумент. Но, если ты еще помнишь, Катя тоже носила твоего ребенка.
– Она не предавала меня, - мгновенно ощетинился Антон, казалось, даже очки его встали дыбом.
– Она просто покончила с жизнью, - согласился Максим, - это, конечно, не одно и тоже. Но в нашей ситуации... а, кстати, чего это Мара так долго делает на кухне? Штопор ищет?
Антон выругался и бросился за девушкой. Максим не двинулся с места.
Мара стояла у окна. Она была жива и здорова, держала в руках бутылку шампанского, но Антона не заметила. Похоже, она просто выпала из реальности. Или глубоко задумалась.
Антон подошел сзади и обнял ее за плечи:
– Что с тобой, душа моя?
– Это нехорошо, - глухо проговорила Мара, - это жестоко. Мальчик все равно умрет. На самом деле он уже мертв. В больнице только его тело, души там больше нет.
– По-другому было никак, - коротко ответил Антон, - нам нужна эта земля.
– Ему всего шестнадцать лет.
Антон поморщился, словно вместо чая или кофе случайно глотнул подогретого уксуса.
– Этот "мальчик", если ты не знала, год назад вместе с двумя такими же "мальчиками" затащил на стройку свою одноклассницу. И не для того, чтобы почитать ей стихи Пушкина. А когда девушка стала сопротивляться, он ногой разбил ей лицо. Ей сделали несколько пластических операций... и она до сих пор наблюдается у психиатра.
– И поэтому за убийство ей ничего не будет, - закончила Мара, - любой суд признает ее невменяемой, не отвечающей за свои действия.
– Строго говоря, она за них действительно не отвечала. За них отвечал Макс... Послушай, Мара, пацан - законченный подонок, девица - практически неизлечимая психопатка. Кого из них тебе жалко больше?
– Их матерей, - тихо ответила девушка, - они надеются.
– Тем лучше для них. Пока они надеются, им есть для чего жить, - Антон холодно пожал плечами, - как говорили наши любимые враги, лучше боль, чем пустота. С болью можно жить, с пустотой - нет. Я все сделал правильно. И ни в чем не раскаиваюсь. Пойдем. Не порти мне и Максу праздник.
– Антон... а я тебе тоже нужна, как и эта земля? Или ты все-таки что-то чувствуешь?
На секунду Бакшаров прикрыл глаза тяжелыми веками. Лицо его окаменело. И глядя
на него, такого, Мара вдруг поняла, что понимает, как он заработал прозвище "Звероящер".
– Мара, когда Христос призывал подставить другую щеку, он не проповедовал мазохизм. Он был слишком умен для этого. И знал, что те, кому хватит мозгов прочесть Писание с самого начала и до конца, его поймут правильно.
– Что ты имеешь в виду?
– тихо спросила Мара.
– Только то, что пока твой противник без толку машет ладонями, можно успеть нанести ему полновесный удар в кадык, в солнечное сплетение, в пах, или ногой в голень.
Он взял из ее рук бутылку и вышел.
– Генеральное сражение мы даем тридцать первого декабря, - сказал он, усаживаясь на свое место, напротив Максима. Тот посмотрел на дверь, но никаких комментариев не последовало.
– В новый год, значит...
– А когда наступает тринадцатый месяц, как ты думаешь? Наверное, после двенадцатого.