Чужое лицо

Козлов Иван Александрович

– Разве я смеюсь?

Лицо ее запылало от гнева и стало еще красивей.

– Ты… Ты еще мальчишка…

Я закрыл ей рот поцелуем. И ушел от нее за полночь, едва успев к закрытию метро.

Настя не спала.

– У тебя тут неплохая библиотека, я многое для себя нашла. В институте ведь через неделю приемные экзамены…

О поездке в Кемерово я ей ничего не сказал. Открыл тумбу стола и начал рыться в ее недрах.

– Сюда я заглянуть не посмела, а в комнате попробовала прибраться. Два ведра мусора вынесла.

– Спасибо.

Теперь это не логово зверя, а человеческое жилище.

И вдруг я замер над столом:

– Тебя никто из соседей не видел?

– Видели. Женщина, ее двери напротив, через лестничную площадку, поинтересовалась, где ты, мол, давно тебя не видела.

Баба Варя. Единственная соседка, с которой я общался. Когда болела, просила купить хлеб, молоко. Потом пирогами угощала.

– Я ей сказала, что ты позже придешь. И капитану из полиции так же сказала.

Правильный ответ: «позже». Это ведь и через час, и через день, и через год… Стоп! Менты приходили? Вот это новости!

– Как этот капитан выглядел? Что он хотел? – спросил я, стараясь выглядеть спокойно.

– А ничего. Даже не поинтересовался, кто я. Попросил, чтоб ты завтра с утра заглянул к нему. Я сначала его фамилию хотела записать, а потом решила, что и так запомню. Кукушкин. Ну что тут записывать? Это твой товарищ по работе, да?

– В какой-то степени…

Черт, чего тут только нет, в этой тумбе! Все почему-то колется и режется. Особенно после того, как Настя сказала о Кукушкине. Игла от циркуля под ноготь зашла. Ага, вот он, пакет из фотоателье. Надо взять фотографии и поехать к Бабашвили. Раз ему так нужно… Но это и мне нужно. Пусть скулу посмотрит. И пусть дней на пять приютит Настю. Я не хочу, чтобы она опять попала в гости к Максу. А ведь может попасть – у меня нет возможности сидеть рядом с ней сторожем. Завтра, к примеру, надо идти к Кукушкину…

* * *

Если бы Кукушкин чего хотел, он бы с Настей не так разговаривал. Я знаю этого опера – крутой мужик. У них в отделе машины часто ломаются, и он сразу мне звонит. На этот раз не позвонил по простой причине: телефон ведь я отключил.

Ну точно: на асфальтированном пятачке перед ментурой стоит их сдохший жигуленок. В нем копается Лысиков, водитель. Ярый машиноненавистник. Женоненавистники – те хоть и ненавидят, но все равно женятся. А этот… Садится за баранку с одной целью: покалечить технику. Я Лысикова презираю, но он терпит, поскольку я ему нужен.

– Что тут случилось?

Он бросает на меня недовольный взгляд и тотчас опять отворачивается.

– В справочном бюро узнай, что случилось, где и когда.

– Я думал, помощь требуется. Вчера Кукушкин заходил.

Лысиков уже с большим интересом осматривает меня, глаза его округляются.

– О, елки зеленые! Ты, что ли? Никак, в воде вареной искупался?

Теперь уже недоумеваю я, а Лысиков ржет:

– Вчера сыну как раз читал про Конька-Горбунка. Там один в чан прыгнул и красавцем стал. А ты что, пластическую операцию делал? Говорить по-человечески начал.

Мне не больно нравится наша тема, спешу ее переменить:

– Двигатель запорол?

– Не, ты же знаешь, тут движок новый. Электропроводка ни к черту. Представляешь, по кольцу прем – вдруг дым в салоне. А я в третьем ряду, сразу по тормозам не дашь. Еле-еле на обочину вырулил. Капитан так пере пугался – чуть на ходу не выпрыгнул. Ну вот. Дым рассеялся, а что и где горело, не соображу.

– Если это с электропроводкой, зачем на карбюратор смотришь?

Лысиков пожал плечами:

– Так Кукушкин же сказал, что тебя вызовет…

Нет, положительно надо быть машиноненавистником, чтоб даже такую неисправность не найти. Сажа же осталась там, где замкнули провода… Минут через пятнадцать я повернул ключ зажигания, и жигуленок вышел из комы.

А из дверей серьезного заведения вышел Кукушкин. Кивнул мне:

– Спасибо, помощничек.

Я улыбнулся: и этот не признал.

– Что, товарищ капитан, – развеселился и Лысиков. – Без противогаза бойца не узнаете?

– Вот только теперь узнал. Зайдем, Кузнецов, ко мне, потолкуем. – Я Кукушкина никогда не видел улыбающимся, и сейчас он серьезен.

Он показал мне спину, уверенный, что за этой спиной я и попрыгаю на двух задних лапах в его комнату номер десять.

Я и попрыгал. Опера – они ведь и в мелочах не ошибаются. Ну что мне делать, если не прыгать? Тяжело только это дается. О чем толковать будем? Может, пришла ориентировка по ювелирному и мент вспомнил, что есть среди его знакомых «обаяшечка»?

Нет, разговор пошел нормальный.

– Сколько косметологи берут за операцию?

– Еще не знаю, лечение не окончено, куча процедур предстоит.

А что я мог еще сказать?

– Ты правильно сделал, Кузнецов. Человек ты неглупый, башка у тебя варит… Закуривай, угощайся.

Это что-то новенькое, на такую дистанцию Кукушкин меня еще не допускал. Бойся данайцев…

– Невесту, смотрю, завел. Ничего девчонка, только смотри, чтоб чахоточной не была. Бледная уж очень.

Он не задает вопроса, но делает паузу и смотрит на меня так, что молчать нельзя.

– Северянка она. И потом, действительно приболела немного, на солнце не выходит.

– А ты на солнце выходишь?

Непонятный вопрос, на такой лучше промолчать и застенчиво улыбнуться: что, мол, сие означает?

– Искал я тут тебя как-то еще, Кузнецов. Водила очередной раз тачку запорол, я звякнул в твой автосервис, мне отвечают, пропал, никому ни слова не сказал.

– А чего говорить? Я решил уходить оттуда.

– Ты сколько там имел? Со всеми левыми?

– На водку хватало, на женщин нет.

Мент истолковал мои искренние слова по-своему:

– Не обижайся, я ведь не просто так спрашиваю. Машины новые скоро нам дать обещают, чуть ли не «мерседесы». Я бы тебя взял к себе, Константин.