Чужое лицо

Козлов Иван Александрович

– Не вздумай Илье Сергеевичу вручать, не принято. Возьмет – может лишиться работы.

– Не лишится, – говорю я. – Ты же на него в Минздрав не напишешь.

– А Минздрав к нему никакого отношения не имеет. Эту лечебницу содержат богатые дяди и следят за тем, чтоб там был образцовый порядок.

– А тети богатые тоже в этом принимают участие?

Вика не поддерживает мой игривый тон.

– Если ты имеешь в виду меня, то я сама на содержании.

Она нахмурилась, сеточка легких морщинок окружила глаза. Дорога была

пустая, Вика вела машину без напряжения, и я положил ей руку на плечо.

– Не надо, Костя. И вообще, давай договоримся: отныне мы только друзья. Что было – то было, в прошлом, понимаешь?

– Почему?

– Потому!

И весь ответ. Мне кажется, ее, скорее всего, смущает мой возраст – она старше на пять лет. И другое может быть. У нее отлаженная жизнь, установившийся круг знакомых, близких. Вполне возможно, есть любимый человек. Я привношу во все это дискомфорт. Убираю руку, считаю мелькающие ели через боковое стекло.

– Не надо, не убирай. Мне так хорошо.

Вот и пойми их, женщин.

Поворачиваем с трассы на узкую грунтовку.

– На каком километре? – спрашиваю я. – Надо запомнить.

– Думаешь, надо?

– Почему бы нет? Вдруг еще что со мной приключится?

– Эх, Костик, Костик, – качает она головой. Понимаю, что она хочет этим сказать. «Какой же ты, мальчик, бестолковый, сюда ведь с улицы не пущают». Я догадываюсь об этом. Но ведь если я буду получать те деньги, которые обещает Падунец, то почему бы и не позволить себе поваляться здесь еще недельку?

– Вика, а во сколько здесь день обходится?

– Не знаю, я не платила.

Сухой ответ, холодный голос. Не нравится ей эта тема. Значит, не будем об этом.

Вика останавливает машину:

– Я здесь тебя подожду, грибов поищу пока.

Недоуменно озираюсь. Черт, действительно трудно заметить. Особнячок утопает в зелени. Еле видна тропинка к калитке. Между ней и мной вырастает парень в легком камуфляже – что-то я не встречал его, когда лечился. Или он знает, когда и пред чьими очами появляться?

– Разрешите документы.

Не спрашивает: куда, к кому… Хотя это понятно: дорожка в одном направлении идет. Он задерживает взгляд на фотографии, потом на мне. Видит шрамы и догадывается, почему оригинал несколько отличен от копии. Вынимает из кармашка радиотелефон:

– Четвертый, посмотри: Кузнецов Константин Иванович. Нет? – Охранник еще раз охватывает меня взглядом. – Спроси у Ильи, по виду пациент.

Меня где-то нет, не предусмотрено какими-то списками мое появление. А я-то надеялся, что с новым лицом будет совершенно все по-новому.

– Проходите.

Серьезная, неулыбчивая Света встречает меня внизу, встречает так, будто никогда раньше не видела. Поневоле глушу свою улыбку и поднимаюсь за ней в кабинет к Бабашвили. Света, как солдат-конвойник, останавливается у двери, я же топаю к сидящему за столом Илье Сергеевичу. Этот меня узнает.

– Пойдемте-ка, просветим вам челюсть… Хорошо, очень хорошо, но на прочность ее пока не испытывайте… Есть гримерные кремы, пользуйтесь ими.

Вот и все, протянута рука для последнего рукопожатия. И слова никак нельзя ввернуть о Насте, чтобы оно к месту было.

– Илья Сергеевич, а если мне еще потребуется ваша помощь…

– Нет-нет, вы уже без меня обойдетесь. – Он смотрит на бумаги, разложенные на столе. – Есть поликлиники по месту жительства… Но я не думаю, что вам понадобится их помощь.

Он даже не вспоминает о том, что просил фотографии. Я разворачиваю паспорт:

– Я был таким.

Он смотрит на снимок, потом на меня, молчит.

– Теперь вы понимаете, доктор, что вы для меня сделали?

– Я сделал неважную операцию. Я вас не угадал.

Чувствую, как сзади к столу крадется Света, тоже, наверное, посмотреть хочет. Я быстро прячу паспорт в карман.

– Мне все же хотелось бы с вами встретиться!

– Не исключено, – говорит Бабашвили и хлопает ладонью по кипе бумаг. – А сейчас, простите, у меня много работы. Всего вам доброго.

Строгая монашка Света провожает меня вниз. На прощание радует:

– Мы снимаем вас с учета, больше сюда ездить не надо.

– А если опять под машину попаду?

Она очень серьезно смотрит на меня, без тени улыбки отвечает:

– Вам в таком случае надо попасть под нужную машину, а их в Москве немного.

Я это уже понял.

Вика лежит в траве на поляне, подставив солнцу оголенную спину. На капоте машины красуются семь подосиновиков в тугих ярких шляпах.

Мы, кажется, поменялись ролями. Вика теперь добродушна, меня же раздражает то слепящее солнце, бьющее в лобовое стекло, то духота…

– Ты чего нервничаешь? – спрашивает Вика.

Попробуй не нервничать, когда у тебя дома находится объект для охоты заядлых браконьеров, коих не останавливают никакие правила. Это я точно знаю, сам был таким. Что делать? Свести девчонку с Кукушкиным? Открою себя. Силой посадить ее в поезд, идущий до Кемерово? «О каком институте может идти речь, если тебя, Настя, хотят пришить? Езжай в деревню, паси гусей, дои корову…» Нет, эта сойдет на первой же станции и вернется. Хотя, конечно, дальше – уже не мое дело… Да нет, мое. Еще какое мое! Я же ее заталкивал в машину.

– Высади у ближайшего метро, – прошу Вику.

– А краны? – спрашивает она. – Их починка, между прочим, обязательна при дружеских взаимоотношениях. Товарищеская помощь, так сказать…

Может, поговорить с Падунцом? Мужик он деловой, должен понять. Но он поймет и то, кем я был… Черт, одна-единственная ниточка осталась, связывающая меня с Гнусавым, и никак ее не разорвать. Голова уже гудит.

– Будут тебе краны. Но и ты удружи: выпей со мной коньяка, зря, что ли, таскал его весь день.