Чужое право первой ночи
Шрифт:
Кажется, я впервые увидела Дейрана таким: уверенным в себе, бесстрашным и увлечённым… И искренним. Наконец-то он не отыгрывал непоколебимость, скрывая от меня свою тайну. У него не было поводов на меня злиться, ведь я больше не пыталась на него давить, стремясь добиться того, что мне было нужно. С него слетела печаль, которую он испытывал от поступков, которые ему приходилось совершать. Уже совсем скоро его ждала свобода, и сейчас он пытался прикоснуться к ней, до неузнаваемости преображая тот померкший облик, который повесила на него сама жизнь.
Мне даже стало немного грустно от того, что всё это было лишь ложью,
Впрочем, очередной порыв горного ветра унёс за собой так некстати нахлынувшую на меня странную печаль. Контракт есть контракт. Так всегда было и так всегда будет.
Повернувшись к Дейрану, я широко усмехнулась и шутливо прокричала:
– Кто последний у озера, тот кошачья отрыжка!
Я сжала бока лошади шенкелями, посылая её вперёд, и сразу попросила её ускориться, наслаждаясь привычным ощущением почти что полёта, пускай даже столь близкого к раскинувшейся под нами земле. Жеребец послушно реагировал на мои команды и уже скоро перешёл на галоп, резво пронося меня мимо хорошо изученных дорожек графского сада к уходившей куда-то за горный хребет достаточно различимой тропе.
– Подождите, Алиан! Вы же не знаете дорогу! – позади раздался возглас немедленно пустившегося за мной в погоню Ле’Куинда.
– Значит, вы выиграете! – через плечо бросила я, не снижая установившегося темпа легкомысленной скачки.
Сегодня я собиралась как следует повеселиться!
***
К озеру мы с Дейраном прибыли одновременно. Ему без труда удалось нагнать меня после того, как мы покинули сад и выскочили из ворот на горную тропу, и почти всю дорогу мы скакали на равных, лишь едва уступая друг другу на поворотах или узких тропках, где не было места для двух лошадей, несущихся параллельно друг другу. Несмотря на высоту Акросских гор, даже здесь уже совсем не осталось снега, если не считать удалённых и неприступных обледенелых вершин, и невысокая трава начинала слабо зелениться, знаменуя тем самым скорое наступление лета. Вторили этому удивительному преображению и скалистые кустарники, на которых степенно зарождались молодые листочки, и раскинувшиеся тут и там полянки ещё не распустившихся цветов.
И всё же пейзаж в основном наполняли собой камни, скалы и хвойные деревья, что не шло ни в какое сравнение с родными для меня окрестностями Валесса…
Пока мы не миновали очередной поворот и неожиданно для меня не выскочили на окраину раскинувшейся посреди гор почти идеально круглой долины, буквально утопавшей в пряно пахнувших нетронутых травах, чья густая зелень была щедро разбавлена бушующим океаном красок, порождённым разноцветными лепестками диких цветов. В центре долины расположилось озеро, лазурная гладь которого была идеально ровной и чистой, словно отполированное до блеска зеркало, а вокруг него сосредоточились необычные извилистые деревья, которые, судя по всему, совсем недавно начали цвести, и потому ещё не успели расстаться со своей богатой короной розовых лепестков, венчавшей сейчас их разлапистые верхушки.
Где-то вдалеке, на другом конце долины шумел водопад, но даже отсюда я будто бы чувствовала прохладу, которую он приносил за собой с самых вершин Акросских гор. Над травой невысоко
– Как же красиво, – вырвалось у меня неосознанное восхищение.
Я даже невольно остановила коня, пытаясь задержаться в этом мимолётном первом впечатлении как можно дольше. Продлить ту секунду, в которую вся моя уверенность в невзрачности и скудности местных гор канула в небытие, в очередной раз за время моего путешествия оставляя меня с ощущением краха моей вечной убеждённости в собственной правоте.
Только на сей раз это ощущение было опьяняюще приятным, и мне не хотелось его лишаться.
Дейран тоже притормозил, выехав немного вперёд меня, и теперь тоже осматривал свои невероятно прекрасные владения, пускай даже ему это зрелище, конечно, открывалось не впервые. Но пожалуй, таким было просто невозможно налюбоваться. А я теперь невольно любовалась графом, ведь и он сейчас оказался непосредственно в поле моего зрения, словно неотъемлемая часть этой неописуемо прекрасной долины.
Гордый профиль мужского лица, необыкновенные глаза, прямой с остринкой нос и роскошные золотистые волосы идеально вписывались в местный ландшафт, дополняли и украшали его своим изяществом, и мне вдруг подумалось, что именно здесь Дейрану было самое место. Не в богатом городском замке и не в удалённой летней резиденции, которую он сейчас звал своим домом. Не в поединке, не в темнице и не на троне.
Нет, граф Ле’Куинд, вне всяких сомнений, должен был принадлежать лишь своим горам. А они – ему.
Он искренне любил Акрос, принимал его таким, какой он есть, отдавал ему всего себя, и это было взаимно.
Мужчина обернулся ко мне, и словно само солнце подсветило его загадочную улыбку.
– Что вы там говорили, Алиан? Кто последний у озера, тот кошачья отрыжка!
И немедленно послал лошадь вперёд, к серебрившейся в солнечных лучах водной глади.
А я, звонко расхохотавшись от удивления, немедленно помчалась за ним, наотрез отказываясь так глупо проигрывать.
Наши лошади ворвались в воду почти одновременно, взрезая своими телами идеально ровную поверхность озера и разбрасывая искрящиеся брызги во все стороны вокруг себя. Я взвизгнула от восторга и прикрылась ладонями, пытаясь уберечь своё лицо от попадания на него капель, а Ле’Куинд, напротив, широко расставил руки и рассмеялся, будто бы его захлестнула не брызнувшая во все стороны вода, а неудержимая и бешеная волна безграничного счастья.
Уставшие от нашей погони кони опустили головы и принялись торопливо пить, отмахиваясь хвостами от невесть откуда взявшихся мошек.
– Вы победили, – миролюбиво заключила я, склонив голову набок, словно мне так было удобнее рассматривать графа.
Мужчина прекратил жмуриться не то от солнца, не то от восторга, и с улыбкой повернулся ко мне:
– Правда? Я не заметил. Мне показалось, мы с вами прибыли одновременно.
Я улыбнулась ему в ответ. Конечно же, он мне поддался. Мог бы не поддаваться, я бы не обиделась, сама ведь затеяла эту игру. Но то ли его аристократическое благородство, то ли благодарность за всё, что я для него якобы делала, не позволяло ему решительно заявить о своей победе.