Чужое тело, или Паззл президента
Шрифт:
— Интересно, очень даже… интересно…
— Что вам интересно?
— Неужели столько денег бывает? Я, знаете, Григорий Петрович, всё больше в пределах сотни считаю. Пачка геркулеса, пакет молока полуторапроцентного, хлеб подешевле, сахар. А кому эти деньжищи?
— Вам.
— Мне? Это что, задаток?
— Он самый.
— Да как вы смеете, — вдруг рассердился старик и тут же обмяк. — А что, собственно, смеете, сам… как бы это выразить… не знаю и не ведаю… А хотите, я сейчас эти деньги достану и по ветру пущу? В прямом, так сказать, смысле? Куда там сцене из «Мастера и Маргариты» Булгакова? Хотите?
— Да
— Зачем? — Старик пожал плечами. — И действительно, зачем? Ну, тогда я ими так распоряжусь. Во-первых, на могилке матери плиту уложить… Отца своего я вообще не помню и не знаю. А во-вторых… сейчас вспомню… я об этом часто думал, наглядно так… представлял… Была у меня когда-то лаборантка Зоечка. Сейчас ей лет, по-моему, под семьдесят. Хорошая душа… Жива она, жива, каждый год мне 23 февраля звонит, с праздником защитника отечества поздравляет. Это я-то защитник… Пошлю ей двести тысяч. Вот удивится старушка… М-да… обязательно удивится. Ну, если не передумали, давайте денежки.
— Вот, пожалуйста. Можете пересчитать.
— Зачем?
— И то верно, незачем… Я, Семен Александрович, уже… как бы поизящнее выразиться… Тело себе подыскал.
— И он что, согласен? — вдруг не то засмеялся, не то закудахтал старик.
— Понимаю ваш юмор. Меня интересуют некоторые детали.
— Валяйте, друг мой. Хотя чего валять… — Семен Александрович потер себе лоб. — Совсем голова плохо работать стала. Так что вы хотели спросить?
— Скажите, а вы уверены, что в новой моей голове будет прописан, если можно так выразиться, только один человек — я, а не коктейль из прошлого владельца головы и меня? Я, как и абсолютное большинство моих соотечественников вырос в советские времена в коммуналке, но давно уже привык к отдельной квартире. Если вы, конечно, понимаете, о чем речь.
— Ну, вообще-то в этом мире можно быть твердо уверенным только в одном — в чем? Да черт его знает. Пожалуй, только в том, что всё когда-нибудь кончается. А что касается вашего вопроса… По всему выходит, что прежняя память будет стерта. Ну, может какие-то глубоко спрятанные воспоминания… детства, например, и могут всплывать в какие-то моменты… Вспомните вдруг, например, какую-то конопатую девчонку в чулках в резинку и как ваше маленькое сердечко билось при виде ее и заходилось в сладостных мечтах… Чем она вам в конце концов помешает?
— Кто?
— Как кто? Конопатая девочка в чулках в резинку.
— А в остальном?
— Чего вы так уцепились за чистоту… А, да… Чистоту вашей памяти. Да. Ну мало ли что может всплыть из самых ее глубин… Я вот сидел недавно и работал, а в голову вдруг невесть откуда-то вплыло: гром гремит, земля трясется, поп на курице несется, попадья за ним пешком, подгоняет помелом. Помелом… А? А может, ремешком? Или посошком. Черт ее знает, чем она подгоняла бедного супруга. А потом сообразил, что не то слышал, не то сам напевал эту детскую глупость лет шестьдесят с лишним тому назад. Представляете? И где, спрашивается, были поп, курица и попадья все эти годы? А черт их знает в каком мозговом придонном иле они прятались. Ну и что, прожил я целую жизнь, пусть дурацкую, но всё-таки жизнь, и никто из них, ни поп, ни попадья, ни тем более курица меня совершенно не беспокоили и мне не
— Шестьдесят два.
— Значит, будете бизнесменом шестидесяти двух лет, которому надо будет постепенно привыкать — или правильнее сказать, вспоминать — что женщины — это, как ни крути, довольно притягательные создания, что тело ваше может многое, о чем вы уже, поди, и забыли, ну и так далее. А так это будете вы, Григорий Петрович… Господи, запомню я когда-нибудь как следует ваше имя и отчество… Петр Григорьевич со всеми воспоминаниями, познаниями и привычками, что у вас были в вашем нынешнем, так сказать, виде.
— Понимаю. Будем надеяться, что вы правы. И еще… Я, знаете, всё это уже сто раз в голове прокручивал. Ну, с моим новым обликом — это я понимаю. А что станет с тем Петром Григорьевичем, что вы видите сейчас перед собой?
— А что с ним?
— Ну, перенесете вы содержимое этой старой дурной головы в новую, а что будет со старой головой и с этой моей телесной… как когда-то выражались, юдолью печалей?
— Гм… Да ничего не будет.
— Вы хотите сказать, что копия моя останется такой же, как я сейчас?
— Копия? Гм… Точнее, это в новой голове будет копия, а в старой — оригинал.
— Вы хотите сказать, что какое-то время, пока рак мой меня не доконает, будут два Петра Григорьевича?
— Именно.
— И они смогут общаться между собой?
— Да сколько им вздумается. Мы, знаете, и в одном экземпляре часто сами себе изрядно надоедаем. Так что, если вы не будете уж очень раздражать друг друга, общайтесь, сколько влезет. Мы ведь так или иначе все представляем из себя… представляем из себя… что? Коктейль разных личностей, вот что, Григорий… э… Петрович. Правильно?
— Я уже толком не знаю, кто я. Может, я уже Евгений Викторович? Женечка?
— Это кто? Ваш донор?
— Гм… донор. Донор — это тот, кто добровольно готов поделиться своей кровью. А Женечка вряд ли горит желанием поделиться со мной своей… жизнью.
— Меньше рефлексий, Григорий… фу ты, черт, Петр Григорьевич. Назвался груздем — полезай… Ну да бог с ним, с груздем. Кто его, груздя, спрашивает, куда ему лезть. Пока что в своем нынешнем, так сказать, обличье вы на вашего Женечку не тянете. И даже на Петеньку… Женечка — это… догадываюсь… ваше новое имя?
— Да.
— Тогда потерпите еще немножко. Помолодеете, станете и Женечкой.
— Постараюсь, Семен Александрович. Тогда… ну, как минимум неделя мне понадобится, чтобы узнать и запомнить хотя бы какие-то сведения и привычки, биографические данные Евгения Викторовича и так далее. А то позвонит мне, допустим, его мамаша — жены у него, как я знаю, к счастью, нет — и спросит: как ты там, сынок? А мне как ей отвечать? Простите, мадам, вас как величать?
— Освоитесь. Вы, деловые, народ ушлый. И без того, надо думать, только тем и занимаетесь, что мозги друг другу пудрите. К тому же — я, признаться, и раньше подумывал об этих трудностях — можете устроить себе небольшое ДТП. И вопросов не будет, ну сотрясение у человека, амнезия небольшая, пройдет. Посмотришь передачу «Жди меня» и такое впечатление иной раз, что у нас полстраны не помнит, кто они, откуда и где прописаны. А вторая половина не знает, где искать первую.