Шрифт:
Во дворе стоял такой крик, как будто растревожили целое поселение грачей на верхушке старой ветлы. Даже прохожие приостанавливались у чугунной решетки двора, пытаясь разглядеть, что же такое там творится. Но разглядеть было мудрено, мешали кусты боярышника за оградой.
Из подъезда вышла женщина с плетеной сумкой и, ни к кому не обращаясь, добродушно сказала:
– Наши ребята – народ горластый.
– Поживи в таком дворе, все нервы себе испортишь или оглохнешь, одно из двух, – сердито взглянув на женщину, произнес прохожий, старик в соломенной шляпе с ленточкой и в тщательно отутюженном костюме. –
Две пары женских глаз насмешливо скользнули по щеголеватому старику. Пожилая женщина с сумкой сказала:
– Наверно, своих-то нет.
А другая, молодая, с туго набитым портфелем в одной руке и связкой книг в другой, проходившая мимо, решительно повернула обратно и вошла в ворота.
А голоса становились все пронзительней. Можно было различить отдельные выкрики:
– Всякий чужой будет приходить и разрушать!.. Гнать его отсюда, чтоб и дорогу к нам забыл!
Двор был простертый, и первое, что бросалось в глаза, это были деревья и деревца, кустарники, круглые клумбы и длинные рабатки под самыми окнами нижнего этажа. И все это было такое зеленое, пестрое, свежее, удивительно красивое и неожиданное за серыми корпусами домов, что женщина с книгами даже на минуту забыла об орущих ребятах, из-за которых она, собственно, и зашла так решительно в этот незнакомый двор.
Но крик продолжался, она вспомнила, зачем пришла, и все той же решительной походкой направилась к центральной клумбе, вокруг которой на песчаной дорожке кричали по-грачиному и махали руками ребята самого разного возраста. Особенно бушевала девочка лет пятнадцати с длинными белесыми косами. В азарте она то отбрасывала их за спину, то снова перекидывала наперед и дергала эти несчастные косички в такт словам, а слова все были колючие, как па подбор:
– Заведи свой сад и разбойничай в нем! А то явился, неизвестно откуда… гусь лапчатый, и хватает все своими грязными лапами!
И хотя совершенно непонятно было, как это лапчатый гусь может что-нибудь хватать лапами, но это очень понравилось всей компании и вызвало самые бурные одобрения. А двое молодцов лет по пяти завертелись юлой и пронзительно завизжали:
– Гусь! Гусь, все четыре лапы грязные!
А тот, кого называли гусем о четырех лапах и из-за кого, очевидно, разгорелся весь сыр-бор, стоял посреди ребячьей толпы и, видимо, пробовал оправдываться, но голоса его не было слышно в общем гаме и шуме.
Это был длинный нескладный мальчик в голубой майке и синих лыжных штанах. Его лицо не казалось испуганным, а скорее удивленным и растерянным; обыкновенное худощавое мальчишеское лицо, про которое трудно сказать, каким оно будет лет через пять, когда понадобится брить усы и бороду. Пока что приметными и красивыми были только волосы, густые и светлые, выгоревшие на солнце.
Воинственная девочка дернула себя за косички и в повелительном тоне, – сразу было видно, что она здесь командует всеми, – обратилась к толстому подростку с такими же голубыми глазами, как у нее, но у мальчика они были добрые и немного сонные, а у нее живые и блестящие:
– Алик, чего ты глядишь? Давно бы пуганул этого чужого мальчишку граблями! А еще туда же – главный охранитель зеленых насаждений!
По-видимому, у юных садоводов были свои звания и строго распределенные обязанности.
Главный охранитель насупился и сделал если и не совсем большой, то все же шаг вперед. И тут женщина с книгами нашла нужным вмешаться:
– Ребята, что у вас происходит?
– А что? – не совсем дружелюбно спросила девочка с косичками.
– А то, что я вижу: вы, двенадцать человек, нападаете на одного. Этак не годится.
– А этак годится, что мы все вместе сад сажали, все вместе за ним ухаживаем, а он один пришел и разрушает? – как могла суровее спросила девочка.
– Ага! Мы сажали, а он разрушает, – басом подтвердили пятилетние патриоты своего цветущего двора.
– Да я совсем не собирался ничего разрушать, – начал было чужой мальчик и даже попробовал улыбнуться, но тут все со всех сторон закричали:
– Молчи! Молчи уж лучше, врун! Чучело огородное!
Он пожал плечом, как бы оправдываясь, и поглядел на женщину с книгами. Глаза у него были грустные.
– Дайте же человеку высказаться, – произнесла женщина негромко, спокойно, но как-то так, что все ребята сразу примолкли. И только толстый Алик, охранитель насаждений, спросил подозрительно:
– `A он, может быть, ваш знакомый? Или даже ваш сын?
При слове «сын» чужой мальчик беспокойно вскинул голову. Женщина сказала:
– Я всех вас вижу в первый раз. И в ваш район попала случайно. Проходила мимо, услышала крик – очень некрасивый, и зашла узнать, в чем дело. А когда вошла, залюбовалась вашим садом. Я преподавательница школы номер пятьдесят шесть. – Она назвала противоположную часть города. – Преподаю естествознание, биологию.
– Вот здорово-то! – воскликнули ребята и все заулыбались, услышав похвалу своему саду и сразу определив, что они имеют дело с любителем растений. Они даже как будто совсем позабыли о чужом мальчике. – Вам нравится у нас, да?
– Очень нравится, – сказала женщина. – Я бы даже попросила у вас разрешения привести к вам на экскурсию своих учеников.
– А они ломать не будут? – сейчас же осведомился Алик.
– Не беспокойтесь, они у меня дисциплинированные и тоже любят деревья и цветы. Но у них во дворах ни у кого нет такой прелести, как у вас. Я даже яблони вижу…
– Четыре! – с гордостью сказала девочка с косичками. – И две вишни-шубинки. Пойдемте поближе.
Вся компания двинулась к яблоням. Казалось бы, это был самый удобный момент для чужого мальчика, чтоб улизнуть незаметно, но он, как ни в чем не бывало, пошел вместе со всеми.
По дороге выяснилось, что женщину зовут Татьяна Ивановна.
– Вы сказали, что сами сажали сад, – заметила она. – Но мне кажется, этим яблоням не меньше десяти лет?
– Даже тринадцать с половиной, – уточнила девочка с косичками. – Их сажала наша мама. Они ровесницы Алику. – Она кивнула на охранителя насаждений. – Мы как раз перед войной в этот новый дом переехали первыми, и наша мама самая первая решила насадить сад. А теперь, знаете, все пять этажей, все-все принимают участие! Вы думаете, нас только двенадцать человек? Ну, что вы, нас целых тридцать два ребенка! Только многие сейчас разъехались.