Чужой монастырь
Шрифт:
На обратном пути они все-таки встретили одного-единственного человека. Он или отстал от беженцев (если его признали здоровым), или чудом спасся (если его посчитали зараженным). Так или иначе, ему не повезло. Сложно и неуместно говорить о каком бы то ни было везении в обезлюдевшей местности, истыканной, словно черными метками смерти, еще дымящимися выгоревшими пятнами. Завидев отряд Гамова, он вскинул вверх обе руки, страшно скривил лицо и заорал на простонародном наречии ганахидского:
— Ай, славные люди! Очень добрые люди! Во имя Леннара и всех богов Великой пустоты! Дайте жрать или убейте меня!.. Убейте или дайте пожрать, меня бросили, меня оставили, я хочу есть, я хочу есть!.. Эта земля смердит мертвечиной, тленом! Дайте есть или убейте!..
Неизвестно, сколько он причитал бы, когда б не Абу-Керим. Он вытащил из плотного
— На его лицо и руки посмотрите. Вот! Красные эти полосы… надо его облить горючим и поджечь. А потом закопать, а то он тут все окрестности отравит. Хотя моя предусмотрительность — это капля в море.
Не моргая смотрел на него Гамов. Если при старте полета одна улыбка Абу-Керима, длинная, белозубая, волчья, вызывала у него тоскливое чувство и позорное желание закрыть голову обеими руками и забиться в угол, то теперь ни террорист, ни это легкое убийство зараженного амиацином человека не подняли в груди Константина никакого чувства. Ему было все равно. Человеческая жизнь не стоила ничего. Промедление в этом мире было подобно смерти во много большей степени, чем на Земле.
Гамову было все равно. Адаптация на Корабле прошла успешно.
Он избегал подходить к болотам ближе чем на полсотни шагов иначе чем по настоятельнейшей необходимости. Даже когда обнесли барражем часть берега, указанного Эльканом, и стали вытягивать из скалы металлическую балку, [10] Константин следил за процессом издалека. Он видел высокую фигуру Элькана за распределительным пультом на треноге. Он видел все растущую груду черной, вязкой жижи в низине за холмом, выбираемую из толщи болот и перекидываемую на две сотни метров Большими… Потом пришел час потехи, когда в гнетущей и напряженной атмосфере обволакивающей работы появились на возвышенности четыре каких-то типа в длинных дайлемитских одеяниях и в высоких головных уборах, определенно смахивающих на тиару римских пап. У всех четверых, судя по всему, были просто-таки луженые глотки, потому что, когда они слаженно завели гимн ли, молитву или заговор, их рев долетел до ушей Константина, который находился чуть ли не в полукилометре от них. После этого четверка уселась в колесницу, запряженную одним-единственным скакуном, и удалилась. После их посещения количество и без того немногочисленных зевак, глазеющих на то, как святотатцы роются в страшных болотах, поубавилось, верно, втрое. Остались в основном мальчишки-беспризорники, для которых не являлись авторитетом ни отцы Дайлема, ни «дикие» гареггины, ни даже ужасающие чудовища самих Нежных болот. Наверное, было в их жизни что-то и пострашнее, чем выныривающее из растревоженной болотной жижи агонизирующее чудовище, буквально кричащее флюидами боли и ярости.
10
Нет надобности говорить, что при сооружении опорной балкииспользовались телепортеры. Достаточно всего лишь иметь необходимый ресурс металла…
Позже, за ужином, Бер-Ги-Дар, как знаток нравов и обычаев, бытующих в Дайлеме, пояснил суть происшедшего:
— А что мы хотим? По их верованиям, мы потревожили духов болот, и теперь в течение трех суток всех нас ждет смерть мучительная и лютая. Собственно, а что еще может ждать святотатцев?
— Так они наложили на нас проклятие? — спросила Элен Камара.
Бер-Ги-Дар улыбнулся, отчего в углах его рта прорезалась целая сеть глубоких морщин:
— Нет, почему же проклятие? Напротив, они читали заговор на благоразумие. Есть такой в богатом арсенале здешних жрецов. Этот заговор направлен на то, чтобы вселить в душу того, на кого он накладывается, смирение и благочестие. Чтобы заговариваемый сам покаялся в своих дерзновенных помыслах и вернулся в лоно Благолепия. В нашем случае мы должны прекратить «разрывать грудь болот» — это их речения, а потом сдаться «диким» гареггинам, а уж те поступят с нами сообразно долгу.
— И много мы им задолжали? — ухмыльнулся Абу-Керим.
Не убирая с лица любезной улыбки, уроженец Кринну ответил землянину:
— Довольно для того, чтобы «дикие» заставили нас пройти «хоровод» во славу
— Милый обычай, — сказал Гамов без тени смущения и откусил шмат мяса, готовившегося прямо на костре и немного не дожарившегося…
Работы продолжались.
Элькан осуществлял общее руководство процессом, группа во главе с капитаном Епанчиным и Абу-Керимом обеспечивала безопасность работ, нанотехнолог Хансен под присмотром того же Элькана регулировал работу конструкций (удачно делая вид, что ему ясен механизм выбирания болотных толщ). Элен Камара брала пробы грунта и изучала его, насколько позволял тот минимум соответствующего, оборудования, что находился в распоряжении отряда. Китаец Минога, Бер-Ги-Дар и неожиданно примкнувший к ним Мазнок обнаружили в себе тягу к биологии и, обзаведясь трупом червя длиной едва ли не в рост человека, принялись потрошить его и брать пробы тканей. Мазнок даже умудрился сожрать фрагмент плоти легендарного существа из Нежных болот и заявить, что мясо (если этовообще можно именовать мясом, памятуя о рукотворном происхождении червя и его характеристиках) смахивает на птичье. Дескать, разводят в отдельных селениях Ганахиды птицу кумпар. Идет за деликатес…
Лишь на шестой день работ, когда наращиваемая модифицированными транспортерами металлическая балка достигла длины где-то пять сотен метров, Костя Гамов рискнул добраться до гравиплатформы, зависшей над болотами. У него непрестанно кружилась голова, и Элькан, взглянувший в его зеленовато-бледное лицо, проговорил:
— Ты не смотри вниз. Это болото для тебя как огромный магнит. Я, конечно, никогда не знал, ЧТО это такое, но фантазия у ученого — одно из важнейших качеств…
— Знаешь, дядя Марк, не будем о фантазии у ученого, — прервал его Гамов, прикрывая глаза рукой, — мне кажется, что твой азарт исследователя начинает брать верх над другими качествами, в том числе над благоразумием. Ты сам рассказывал о том, что ставил опасные опыты на людях. Теперь следующие подопытные мы?
Элькан прищурил глаза, как он всегда делал, когда проявлял недовольство или недоумение:
— К чему ты сейчас мне это говоришь? Что мне мешает проявлять свой, как ты выразился, азарт исследователя?
— Да есть моменты, — твердо проговорил Константин. — О том, что мы развернули работы на Нежных болотах, знает вся округа, знает Дайлем, могут знать находящиеся в нескольких десятках белломов отсюда города-государства, где имеются гарнизоны Обращенных. Наконец, найдутся такие, кто сообщит в Горн сардонарам. Ты не думал о том, дядя Марк, что следует ждать гостей? Или, — Гамов широко, саркастично улыбнулся, — ты уже готов их встретить?
— Готов. Знаешь, готов. Если бояться всего, то когда же работать? А нам слишком много всего нужно успеть. Да и с тобой, знаешь…
— Элькан! — прозвучал голос Бер-Ги-Дара, стоявшего в паре шагов от двоих участников глобального проекта «Дальний берег», на самом краю пятиметровой гравиплатформы. — Смотри! Кажется, ЕСТЬ!..
Оба собеседника — и «дядя», и «племянник» — одновременно прянули к краю платформы и замерли. На четырехсотом метре разработок углубившийся котлован, закрепленный силовым каркасом излучателей, был выведен точно на угол какого-то сооружения. Это сооружение находилось примерно четырьмя десятками метров ниже уровня болот, и при появлении фрагмента перекрытия, облепленного густым, черным илом, Элькан испустил вопль и прокричал:
— Я знал! Я знал! Пусти меня!
Он отстранил Бер-Ги-Дара от распределительного пульта и решительным движением увеличил глубину проникновения силового поля в толщу болот, и верхушка сооружения была взрезана и обнаружила под собой пустоту, наполненную сероватым нежным сумраком.
Элькан поднял вверх обе руки. В голосе его звучало торжество, когда он сказал:
— Да! Я знал, что источники не врут, и это в самом деле здесь! Все указывало на это! Химические примеси в воде, анализ источников информации… преданий… Пусть эти болота напоминают филиал преисподней, но это рай для исследователя! Главное, — повернулся он к Константину, — мы успели обнаружить артефакт ДО того, как сюда явились разного рода соискатели… бессмертной славы! — Он задыхался.