Чужой огонь
Шрифт:
«Подснежник» располагался на полукилометровой глубине. Кольцо диаметром около пятнадцати километров представляло собой колоссальную систему высокочастотных магнитных индукторов. Нечто, отдаленно напоминающее ускоритель элементарных частиц. Только в «Подснежнике» ускорялся 120-тонный шаттл. Ускорялся до такой расчетной скорости, на которой он вылетал из пусковой шахты, пробивал атмосферу и выходил на низкую орбиту Земли, не тратя при этом ни грамма топлива.
Для подобного старта требовалось количество энергии, которого хватило бы, чтоб обеспечивать пятнадцатимиллионный мегаполис в течение недели! Десятки, сотни, тысячи ги-гаватт! Каскад громадных конденсаторов занимал около кубического километра под землей, три атомные электростанции питали сложнейшую, полностью автономную систему, отделенную от внешнего мира тоннами земли и предварительно напряженного железобетона.
Разогнавшись до нужной скорости по кольцу, внутри которого создавался искусственный вакуум, шаттл в определенный момент менял траекторию и уносился в стартовую шахту, идущую по наклонной к поверхности. Там он получал последнее ускорение и вылетал под углом в семьдесят градусов, словно пуля из ружейного ствола.
Никакая обшивка, естественно, не выдержала бы трения о плотные слои атмосферы возле поверхности планеты на космических скоростях. Поэтому в течение первых нескольких секунд фронтальные блоки шаттла защищались высокоэнергетическими генераторами, ионизирующими воздух до состояния плазмы. При этих условиях начинало действовать свойство вмороженности силовых линий магнитного поля, и среда просто-напросто отталкивалась от обшивки на микронных расстояниях. Сам процесс, бесспорно, выглядел гораздо сложнее, но Герасимов постарался объяснить более-менее доступным языком.
– Но ни один человек не выдержит подобных перегрузок, – высказал сомнение Врочек, недоверчиво глядя на него. – Это, по самым скромным прикидкам, 15–20 g.
– Бесспорно, не выдержит, – кивнул Фрунзик. – Тем более, что на выходе из стартовой шахты они составляют около 30 g. В нормальных условиях при таких перегрузках человеку не помогли бы ни какие-либо амортизирующие кресла, ни что-то еще. Внутренние органы полопались бы, а мозги вытекли через уши, съехавшие к затылку. На время старта космонавт под наркозом помещается в специальную гелевую биосреду с точно рассчитанным коэффициентом упругости. Более того! Этой же средой заполняются носоглотка, легкие, желудок, кишечник и прочие полости, чтобы стабилизировать давление при разгоне. Жизнедеятельность поддерживается путем заблаговременного введения питательного раствора в кровь. Получается своего рода кратковременный анабиоз. Должно быть – мерзкая процедура. Я не специалист, поэтому большего рассказать не могу.
– Этого просто не может быть. Бред, – вмешался в разговор полковник. – В квадрате 85–60, по данным нашей разведки, нет ничего, кроме старого захоронения ядерных отходов.
– Я же говорил, вы не имели доступа к этой информации. Даже вы.
– Бессмыслица… Зачем нужно было строить такую установку, если гораздо проще вывести корабль или спутник на орбиту с помощью обыкновенной ракеты-носителя?
– А вот этого как раз я не знаю. И даже не предполагаю…
– Совпадение? Быть не может, чтобы это было совпадение.
– Никогда не будьте категоричны, господин полковник. Что мы знаем о совпадениях? Лишь те объедки, которые остаются после теории вероятности?
Пимкин не стал спорить.
– Двенадцать, запятая, пятьсот восемьдесят семь, – произнес тем временем Торик.
– Что двенадцать пятьсот восемьдесят семь? – тут же поинтересовался Герасимов, но Святослав не снизошел до объяснений.
– Ну хер с тобой, – сдался полковник. – Предположим, что этот мифический объект реально существует. Такое сооружение должны охранять так, чтобы ни одна лишняя бактерия не смогла пробраться внутрь.
– Ни одна бактерия и не проберется. – Фрунзик усмехнулся, громко клацнув зубами на очередной кочке. – Во-первых, круг лиц, знающих точное местоположение лифтовой шахты, настолько узок, что в охране просто нет необходимости. Во-вторых, на глубине ста пятидесяти метров ствол шахты перекрыт плитой из титанового сплава полуметровой толщины, и, не зная кодов доступа, которые внутренний компьютер меняет каждые пять дней, попасть глубже невозможно. И в-третьих, запустить реакторы, вывести в рабочий режим накопители, настроить программы траектории и ввести экипаж в предстартовый анабиоз могут лишь четыре – подчеркиваю четыре! – высококвалифицированных узких специалиста.
Полковник рассмеялся в полный голос. Некоторые солдаты тоже захмыкали.
– То есть, – поинтересовался Пимкин, – ты знаешь расположение входа в лифтовую шахту, обладаешь схемой изменения кодов доступа и можешь заменить четырех узких спецов?
– Да, – просто ответил Фрунзик, тронув отвисшую мочку уха. – Я тщательно подготовился.
Полковник пристально вгляделся в его красные глаза, надеясь заметить хоть искорку иронии. Не заметил.
– Все равно это какая-то чушь. Для чего понадобилось строить такое?
– Не начинайте по второму кругу, господин полковник. Я уже сказал, что понятия не имею. Может, кому-нибудь из ЦК захотелось осуществить замысел Жюля Верна – из пушки на Луну?
– Хватит паясничать, мазут.
– Но как мы попадем на Марс? – задал резонный вопрос Юрка Егоров. – Даже если удастся выйти на орбиту… На Марс-то как?! Это ж тебе не Туапсе!
– У меня есть одна задумка, – отрезал Фрунзик. – И вообще… Ты скорее всего никуда не полетишь – здоровьем не вышел.
Егоров обиженно отвернулся и набычился.
– Ну ладно, нечего на людей кидаться, – одернул Фрунзика полковник. – Лучше расскажи, где ты нахватался такой интересной информации…
Объяснять, откуда ему известно про «Подснежник», Герасимов наотрез отказался. Но, так как иных вариантов просто-напросто не имелось, пришлось довериться ему и продолжать практически вслепую двигаться в указанном направлении. Полковник запретил использовать аппаратуру, которую солдаты взяли из подвала особняка в Новосибирске, чтобы не упрощать противнику задачу обнаружения их САБМушки. Ориентироваться приходилось по самому обыкновенному магнитному компасу и топографической карте на ноутбуке.
С востока надвигалось призрачно-серое утро…
Машина клюнула носом в большую лужу и, обдав стекло волной грязных брызг, снова вскочила в колею.
– Твою мать, Фитиль! Смотри, куда прешь, – проворчал Грач, вертя в руках ноут с увеличенным квадратом 85–60.
– Долго еще вихлять? – спросил Рыжий, протирая красные от усталости глаза. – Сейчас вырублюсь, ей-богу…
– До места осталось километров пять-десять – тут точнее не скажешь.
Справа мелькнула железная табличка, прибитая к кедру. На ней светоотражающей краской было через трафарет написано: «Опасность! Повышенный радиационный фон!» А рядом значок – три лепестка в кружочке.