Чужой огонь
Шрифт:
«Интересно, откуда она парфюм на борту взяла?» – подумал Максим, чтобы хотя бы что-то подумать. Голова вмиг опустела.
– Знаешь что, дружок, – хищно прошептала Маринка, – ты у меня больше не отмажешься никакими внутренними чудовищами.
Она, цепляясь за что попало, потащила его за собой.
– Т-ты чего? – вякнул он.
Молча втолкнув Максима в круглое помещение кают-компании, Маринка задраила люк и плотоядно развернулась, глядя, как он кувыркается, пытаясь за что-нибудь ухватиться, чтобы остановить движение.
– Мне надоело наблюдать, как любовь ускользает от нас в космос, – с прорезавшейся вдруг хрипотцой в голосе сказала она и сорвала с себя спецкостюм, завертевшись при этом волчком…
Максим никогда не думал, что секс в невесомости настолько прекрасен и в то же время забавен. Они с Маринкой кувыркались в кают-компании добрых два часа. Вокруг летало сброшенное белье, выбитые из зажимов полотенца и неизвестно как отстегнувшийся амортизационный ремень. А они кружились в безумном танце тел, лишенных веса, но не лишенных заряда. Одинакового заряда: «плюс» и «плюс» – поэтому Маринка и Максим сближались на короткий миг блаженства, а потом снова разлетались в стороны, отталкиваемые энергией друг друга. И вновь сближались до расстояния, на котором начинали действовать ядерные силы…
– …свои совковые производственные талмуды зубришь? Нудно же…
Максим встряхнул головой и протер ладонью вспотевший лоб. Он с удивлением обнаружил, что уже в десятый раз, уткнувшись в экран, перечитывает одно и то же предложение и пытается понять его смысл. Воспоминания о диких событиях суточной давности начисто лишили его контакта с внешним миром.
– А? Что? – переспросил он.
– Говорю, не надоело тебе читать эту лабуду? – повторил Фрунзик.
– А есть альтернативные варианты?
– Нет.
– Вот и не выдрючивайся. Считаешь себе свои циферки – и считай.
– Грубо, – беззлобно констатировал Герасимов.
– Грубо, – эхом отозвался Святослав.
– Да ну вас… космонавты хреновы, – миролюбиво усмехнулся Максим.
Фрунзик отстегнулся и, подлетев к холодильнику, вытащил тюбик с консервированным печеночным паштетом. Хрустнул герметичным колпачком.
– Никогда не думал, что буду так балдеть от космической жрачки. Уже сколько дней прошло, а все никак не налопаюсь от пуза. После противной сойки и железобетонного хлеба – лафа! Словно в деликатесный рай попал.
– Да, только все впечатление нивелируется перегрузками и невесомостью, – проворчал Долгов. – Калории – впустую.
– Первое начало термодинамики, – произнес Торик, не оборачиваясь.
Максим посмотрел на его черноволосый затылок и решил не уточнять, как связана его пищеварительная система с началами термодинамики.
– Я вот думаю, как они шобираютша наш оштановить? – прошамкал Герасимов, выдавливая в рот остатки паштета.
– Но ведь наши корабли пока разделяет всего около недели, – сказал Долгов. – И скорости, как ты сам говорил, примерно одинаковые. Вдруг мы не найдем на Марсе никого. Я не говорю, что там никого нет, но это ведь целая необитаемая планета, а не супермаркет. Вдруг мы просто не успеем за неделю найти Прометея. Тогда они нас догонят, и крышка…
От этой мысли Долгова уже не бросало в дрожь. Когда, через несколько дней после старта, пришло осознание, что обратно им все равно не вернуться, то отношение к смерти как-то резко и довольно безболезненно изменилось.
– Во-первых, мы знаем точное место посадки первой экспедиции. Поэтому круг поисков автоматически сужается на пару-тройку порядков. Кстати, там остался жилой модуль, если нам удастся вернуть его в рабочее состояние, наши шансы на длительное выживание резко возрастут. А если сохранились резервуары с водородом, привезенные тогда с Земли, то считай, нам неслыханно повезло. Используя химическую реакцию Сабатье, из углекислого газа, взятого прямо из марсианской атмосферы, и водорода получают кислород и метан.
– А во-вторых?
– Во-вторых, когда мы сливали топливо с «Конкистадора II», я проверил – на его борту не было челноков. Их используют, чтобы спуститься с орбиты на поверхность планеты. А шаттл, на котором боги стартовали с Земли, не приспособлен для полетов в разреженной атмосфере.
– А наш что – приспособлен?
– Скажем так – гораздо более приспособлен, чем их. Я сумею посадить «Подснежник», но их колымагу не посадит даже сам Зевс.
– Они сядут на «Конкистадоре», – тихо сказал Торик.
Герасимов повернулся к нему, цыкнул зубом и спокойно проговорил:
– Это невозможно, Слава. Невозможно посадить межпланетник весом в две с половиной тысячи тонн с аэродинамическими характеристиками топора на планету.
– Это так же невозможно, – еще тише ответил Торик, – как рассчитать в уме двухвитковую траекторию с выходом на курс. Поэтому запомните, по прибытии на Марс у нас будет лишь неделя, чтобы отыскать двенадцатого.
Глава восьмая
Карина – олимпийская чемпионка по велоспорту на треке – во время событий августа 2012-го была под мороком Аида. В страшном, пустынном городе тлена и забвения.
Алексей – талантливейший гимнаст – был под мороком Посейдона. В мире, где вечно шел дождь, и вода текла повсюду, и нельзя было найти от нее спасения.
Еще сотни спортсменов около двух недель пребывали во власти жутких грез. Или не грез. Никто так и не сумел понять, где люди находились все это время. Их словно не стало… Но Зевс, как и обещал, вернул спортсменов, как только Олимпиада закончилась поражением человечества с сокрушительным счетом.
Многие из вернувшихся сломались и бросили спорт. Некоторые даже запили или провалились в опасную наркотическую фата-моргану и постепенно превратились в тех жалких, беспомощных личностей, которых раньше сами искренне презирали. Но немало спортсменов все же продолжили тренировки.
Скрипнув зубами, отбросили пережитые страхи подальше в память…
Карина познакомилась с Алексеем в Москве, на масштабной пресс-конференции в сентябре того рокового года. Он был потерян, замкнут в себе, как и многие другие известные спортсмены, собравшиеся в стареньком «Олимпийском». Взгляд блуждал, на лбу лежала морщинка, но все же выглядел Алексей безупречно: костюм не имел ни одной лишней складочки, туфли блестели, а легкий запах одеколона подчеркивал элегантность гардероба.