Чужой среди своих
Шрифт:
Расселись кто куда, и из обмолвок я понял, что у каждого класса, у каждой компании, есть «своё» место, и посторонние туда не лезут. Хм… разумно! При здешней коммунальной жизни, если нет возможности хоть изредка побыть если не одному, то хотя в компании своих приятелей, а не опостылевших соседей и коллег, конфликты возрастут кратно.
Поодаль, километрах в полутора северней, видно пылевое облачко и доносятся иногда звуки работ.
Переменившийся ветер принёс нам немного пыли, и на зубах слегка захрустело, на что мои одноклассники не обратили никакого внимания.
— Последний год впереди… — меланхолично протянула одна из девочек, усаживаясь аккуратно, как Русалочка в Копенгагене, — а потом всё, взрослая жизнь!
— Я в ПТУ, — поделился планами скуластый, отчаянно кося в сторону дамы сердца, — а потом на грузовик сяду. А что? Хорошая специальность, везде нужна! Деньги, опять же…
— Не знаю пока, — пожал плечами Лёха, когда очередь дошла до него, — но скорее всего, гегемоном[ii] буду! Мать хотя и говорит, что мне учится надо, и что голова светлая, но зачем?! Чтобы сто двадцать после института получать? Не-е… я в путягу! Выучусь на слесаря, потом армейка, и все пути открыты!
— Опять же, — он высокомерно усмехнулся, — со слесаря какой спрос? А не понравилось что…
Он сплюнул в сторону и закурил.
— … так послал всё к чёрту и ушёл! Свои сто двадцать я всегда найду, и голову, как инженеру, никто сушить не будет!
Разговариваем неспешно, по взрослому, и видно, что большинство искренне делится своими планами на будущее. Планы эти у большинства незамысловаты и просты, как железнодорожная колея…
Две девочки высказали желание стать учительницами, один из ребят, несколько неуверенно, в пользу военного училища, а мечтание остальных не шли дальше ПТУ или техникума.
Задумавшись о странностях Советского Союза, я пропустил тот момент, когда очередь дошла до меня.
— Миша… Мишаня! После школы куда?
— А? — не сразу соображаю я.
— Куда после школы пойдёшь? — терпеливо повторяет вопрос Верочка, та самая брюнетка с зелёными глазами и острым коленками.
— Коробочки в дурке клеить! — гоготнул Колька, — Куда ж ему ещё, припадочному!
Николай! — вскочила староста, — Как тебе не стыдно! Михаил — наш товарищ…
— Пусть продолжает, — перебил я её, — Накипело у человека, так что пусть сейчас выскажется.
Староста набрала было воздуха в грудь, но одна из подруг дёрнула её за руку, усадив рядом с собой, на траченное короедами бревно, и что-то быстро заговорила, наклонившись к самому уху и стреляя при этом глазами на меня и на Второва.
— Но это неправильно! — возмутилась девочка, — Надо…
— Сядь! — приказала подруга, — Я потом тебе всё объясняю, ладно!?
— Выскажется? — прошипел Колька, наклонившись вперёд, — А что о тебе, припадочном, высказываться? Ты всегда наосбицу был, свысока! Фу-у ты… я шахматист, я на олимпиады езжу, я лучше вас!
— Не говорил он такого… — неуверенно удивился Лёха.
— Сказать и без слов можно, — веско обронил Сева, и я заметил, что некоторые мои одноклассники поддержали его…
— А потом слухи распускать стал, — набирал обороты Колька, — что это я тебя по виску ударил в тот день, и потому у тебя приступ! Врёшь! Врёшь ты всё! Ты просто припадочный! Порченый! Всегда таким был!
— Не врёт! — поддержал меня Ванька, — Он мне в тот день сказал, что ты ему по виску попал!
— А ты видел?! Видел? — насел на него Колька.
— Ну… — Ванька растерянно оглянулся на меня, — а зачем ему врать?
— А зачем ему рассказывать, что я с этими… из Леспромхоза был в тот день? — парировал Колька, — Я же говорю — псих! Порченый! Что у него там в башке? Я не знаю, здесь психиатр нужен! На людей бросается!
С ужасом вижу, что значительная часть моих одноклассников не то чтобы поддерживают Кольку во всём сказанном, но… скажем так, не стремится защитить меня.
« — Да-а… не задалась социализация! — мрачно подумал я, глядя на Второва и одноклассников, — Судя по всему, особой популярностью в классе я не пользовался…»
Бывает так, что хоть извернись, а своим в коллективе не станешь, и даже если не будет травли, то всё равно останешься чуть наособицу, белой вороной. Вроде как и ведешь себя, согласно общепринятым нормам, но…
… нет, и всё тут!
Если я… ну, прежний я… действительно чувствовал своё интеллектуальное превосходство, и хоть чуточку, но показывал его? Подростки на такие вещи реагируют очень остро!
Получается так, что до попадания меня в классе скорее терпели. Ну да… так-то вроде нормальный парень — учился получше многих, шахматы, драки, опять же.
А ощущения, это ж на подсознательном уровне! В российской школе, по крайней мере в моём городке, хватило бы и ощущений, чтобы затравить школьника, н-да… знаю случаи.
А здесь всё-таки общественность, и как бы к ней ни относится, но иногда и от пионерской организации и идеологической обработки может быть польза!
Ну а теперь, когда я и сам ощущаю это тело не вполне своим, когда изменилась моторика, привычки и прочее, я стал ещё более чуждым.
Они не понимают, а скорее чувствуют, что со мной что-то не так. Эпилепсия, быть может, просто триггер для них, как оправдание чего-то, чего они и сами не понимают…
— Высказался? — внешне спокойно поинтересовался я, чувствуя колотящееся в груди сердце.
— Нет! — бешено парировал он и уставился на меня с вызовом.
— Ладно, — разрешил я, — иди, набери в рот ещё говна.
Колька вскипел и бросился на меня, но его подхватили за руки и удержали. На некоторых лицах вижу улыбки, и это радует…
— Да… — качаю головой, наблюдая за этим и ощущая внимание всех собравшихся, — но порченый я…
— Ладно, — потёр лицо ладонями, и, задев нашлёпку, зашипел негромко, — отвечу.