Чужой выбор
Шрифт:
Но Йорунн не видит, выжил ли всадник после падения, сейчас это не имеет значения, ведь второй из троицы уже совсем рядом. Он успевает отклонить коня в сторону, в мгновение ока обходя Йорунн сбоку. В его руке такой же меч, как и у первого. У девушки нет ни малейшего шанса выдержать прямой удар, и она, отчаянно спотыкаясь, отскакивает вбок. Нападающий не сдерживает торжествующий улыбки и постепенно заставляет свою жертву отступить на открытое пространство. Йорунн не видит третьего, лучника, но понимает, что он должен быть близко. Повинуясь страху и инстинктам, она резко приседает и разворачивается, выбрасывая руку с мечом в сторону. С противным чавкающим звуком
Их клинки сталкиваются, запястье Йорунн обжигает болью, пальцы непроизвольно разжимаются, рукоять меча выскальзывает вниз и ударяется о камень, высекая искры. Удар лучника достигает цели, разрывая плоть, прикрытую только тканью одежды, девушка вскрикивает жутко и пронзительно.
Йорунн теряет опору под ногами и почти падает на спину в снег, в последний момент успевая ухватиться за широкую полу куртки нападающего. Всего миг нужен, чтобы дернуть врага на себя, лишая равновесия, второй — чтобы сорвать с его пояса кинжал, третий — чтобы всадить лезвие в открытую шею. На землю они падают одновременно, лучник даже не успевает понять, как именно умер.
Йорунн с трудом откидывает мертвое тело и приподнимается, зажимая рану ладонью. Горячая, липкая кровь заливает рукав от самого плеча, в глазах плывут пятна, застилая обзор.
Теперь они остались один на один — всадник с мечом против раненой и уже безоружной Йорунн. Лицо всадника искажено торжествующей гримасой, он точно знает, что из этой схватки он выйдет живым, а жертва погибнет. Губы нападающего крепко сжаты, глаза сверлят хрупкую фигурку на земле, он не спешит, смакует, наблюдает, видит, что кровопотеря убьёт вернее оружия. Йорунн медленно разгибается, шатается, земля под ногами ходит ходуном и внезапно встает на дыбы, девушка падает на колени и упирается ладонями в замерзшие камни. «Если потеряю сознание, то это конец», — мелькает запоздалая мысль. А враг медленно приближается, занося меч.
И тут на Йорунн обрушивается злость и ярость, которой она давно не испытывала. Ярость эта сносит все внутренние преграды и выпускает наружу что-то злое, что-то темное, что-то бесконечно хищное и голодное до чужой боли и страха. Медленно, словно против своей воли, девушка вытягивает правую руку в направлении убийцы и резко разжимает ладонь, с которой вырываются языки огня и клочья тьмы, неоформленные, жуткие и огромные.
Лицо нападающего искажается страхом и удивлением, всего мгновение — и сгустки силы долетают до всадника и лошади и словно разрывают обоих на десяток кусков. Девушка видит, как то, что ещё секунду назад было живыми существами, опадает на землю кучей кровавых ошметков, а затем взгляд ее застилает серая тень. Звуки гаснут и словно удаляются, а вместе с ними тают и растворяются оранжево-красные пятна на снегу. «Хорошо бы упасть на левую руку, — успевает подумать Йорунн, — тогда есть шанс остановить кровь и дождаться помощи». А затем силы совсем покидают ее, и темнота смыкается перед глазами.
21. Мост-между-мирами
Йорунн моргнула и недоуменно осмотрелась по сторонам. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулась степь — ровная, покрытая травами, пахнущая пылью, зноем и полынью, но какая-то совсем неправильная. Словно кто-то отсек от мира все лишнее, как портной, что кроит новую рубашку из непомерно большого куска ткани. Пейзаж был слишком идеален — ни единой сухой травинки, осколка камня, сломанного ветром цветка или примятой нитки ковыля.
“Звуки, — вдруг поняла девушка и похолодела, — так тихо не бывает даже перед грозой!”.
Она поднялась и аккуратно сделала несколько шагов. Осмелев, топнула ногой, попробовала крикнуть, но все впустую — ни тяжести человеческой поступи, ни голоса, ни пения птиц, ни даже треска назойливых насекомых не было — только звенящая и угнетающе пустая тишина.
Стало страшно. Паника накатила безудержной волной, подталкивая бежать, скрываться, спасаться, вот только куда, если не знаешь, где находишься? Сердце колотилось так, словно хотело разбиться о грудную клетку, а ладони покрылись холодным потом.
И тут что-то изменилось. По безмятежному голубому небу над горизонтом начала расползаться буро-серая полоса. Неровная, темная, чуждая, она увеличилась в длину и превратилась в глубокий провал, за которым не было ничего. Рваные края, словно обрывы в горном ущелье, в полной тишине расходились в стороны, кроша и разламывая реальность будто картинку, нарисованную тонком куске древесной коры.
Йорунн попятилась, потом развернулась и побежала прочь, гонимая животным инстинктом. Она хотела одного — спастись от опасности. Но сзади налетел резкий ветер, и девушку сбило с ног, поволокло по земле, как сухую соринку. Кожу рук неприятно царапали поднявшиеся в воздух песчинки, глаза тут же заслезились, пришлось долго тереть их пальцами, чтобы снова начать видеть.
А местность вокруг разительно изменилась — теперь от горизонта до горизонта простиралась безжизненная сухая растрескавшаяся пустыня, а над ней висело низкое небо в тучах, подсвеченное тревожным красным светом. Было настолько тоскливо, что девушка окончательно пала духом. В какой-то момент она поняла, что это и есть конец пути, в пустоте и одиночестве. И тогда накатило безразличие ко всему. Йорунн просто опустилась спиной на землю и закрыла глаза — пусть придет забвение и поглотит все тревоги.
— Встань!
Голос, произнесший эту короткую фразу, разорвал молчание окружающего мира.
— Немедленно открой глаза и поднимись!
Йорунн нехотя шевельнулась — тело было чужим, недодатливым, тяжелым, веки словно налились свинцом, перед глазами плыло красное марево, а посторонний голос раздражал, ранил слух, причиняя почти ощутимую боль.
— Встань, я сказал!
Неведомая сила подняла ее вверх и тряхнула, как котенка, лицо неприятно обожгло — пощечина была не сильной, но достаточной, чтобы сбить липкий вязкий сон.
— Смотри на меня и не смей закрывать глаза — время уходит!
Из мутной пелены проступил силуэт — размытый, в темных вихрях и отблесках пламени. Из человеческих черт угадывалось только лицо — острое, хищное, смутно знакомое и пугающее. Йорунн мотнула головой, отгоняя видение, силясь найти в этом неустойчивом мире хоть что-то реальное, но поняла, что сил на борьбу не осталось. Ее снова встряхнули, жестко, требовательно.
— Слушай мой голос, следуй за ним, надо уходить отсюда.
Девушка поверила. Или не поверила, но очень захотела, чтобы сказанное было правдой. Сделала шаг, второй, третий и ещё несколько. Марево вокруг опять сгустилось, отбирая зрение, лишая слуха, сковывая движения. А потом из серой мути на Йорунн взглянула сама Тьма, в ее глубине полыхнули огни — и мир завертелся в безудержном хороводе, обрушиваясь на израненное сознание запахами, звуками и безумным холодом.