Чужой
Шрифт:
— Господин, вы думаете, эти убежища спасут вас от неприятельских снарядов? — спросил Блоквил у Юсуп хана.
— Если Аллах поможет — спасут, а если нет — не спасут, — Юсуп хан улыбнулся с видом человека, не очень-то верящего в Бога.
Блоквил решил, что улыбка хана — это его смех над вырытыми ямами. Но следующие слова Юсуп хана опровергли это предположение.
— От этих укрытий нам нет никакой пользы, господин. Думаете, если текинцы нападут на нас и начнется сабельное сражение, мы будем размахивать шашками, стоя в этих ямах? Конечно, нет. Но приказ есть приказ.
— Но ведь эти ямы роются против артиллерийских снарядов?
Юсуп хан снова улынбнулся. На сей раз в его улыбке отчетливо был виден сарказм. Слова его стали подтверждением:
— Ай, господин, ты лучше ни о чем не спрашивай у меня! Ты ведь сам знаешь, что означает приказ принца!..
Неожиданные залпы туркменских пушек заставили Юсуп хана замолчать.
Артиллерийские снаряды, выпускаемые из двух орудий с небольшими перерывами, хоть и не долетали до высокого шатра Хамзы Мирзы, спокойно достигали середины войска. Раздались крики и стоны.
Блоквил посмотрел на Юсуп хана. Прочитав в его взгляде упрек, хан не нашелся, что сказать, только произнес:
— Да что же это такое?
— Это начали стрелять пушки, про которые вы говорили, что они не могут стрелять! — не удержался, съязвил Блоквил, хотя и знал, что собеседнику это не понравится.
— Наверно, стреляют попавшие в их руки наши пленные, — Юсуп хан попытался обосновать неспособность туркмен стрелять из пушек. Но приведенный им довод был так же смешон, как и эти толщиной с ладонь заграждения от артиллерийских снарядов.
— Туркмены наши пленных даже близко не подпустят к своим пушкам, господин, — причислив себя к персам, Блоквил дал ответ и одновременно поднял настроение Юсуп хана.
На сей раз Юсуп хан ответил честно:
— Это правда. Но самое смешное во всем этом то, что наши снаряды не долетают до туркменского бастиона, а их снаряды сыпятся на наши головы…
— А мне показалось, тут что-то другое.
— Говори!
— В вас стреляют вашими собственными пулями. Вот что смешно. Вы на своем горбу тащили из Мешхеда в Мерв снаряды, а их из ваших же пушек выстреливают в вас, и это в самом деле смешно.
Не видя другого выхода, Юсуп хан и на сей раз вынужден был согласиться.
— Да, это и в самом деле нечестно.
Пушечные снаряды начали падать совсем близко от них.
Юсуп хан стал озираться по сторонам, словно ища укрытие. Поняв, что понастроенные сербазами заборчики не в состоянии укрыть от пуль, он остался стоять на месте, чтобы показать себя перед посторонним человеком мужественным.
В этот момент прямо с неба свалился заряд и упал на голову жирного мула, стоявшего в нескольких шагах от того места, где находились Юсуп хан и Блоквил, и распластал его по земле. Задрыгав ногами, мул сразу же сдох.
Тревожно посмотрев в сторону мула, француз обнял свой фотоаппарат.
— Надо поскорее уходить отсюда, иначе следующей мишенью можем оказаться мы с вами, господин!
Француз как в воду глядел. Если бы реакция Блоквила не была мгновенной, Юсуп хана постигла бы та же участь, что и жирного мула.
Пронзительно закричав, Блоквил толкнул плечом Юсуп хана. Пошатнувшись от удара, хан отлетел на несколько шагов в сторону и упал. И сам Блоквил тоже свалился возле его ног.
Схватив головной убор, Юсуп хан поднялся с земли и посмотрел назад. На том месте, где он только что стоял, зияла черная воронка от снаряда. Хан переменился в лице, то ли от радости, то ли от пережитого ужаса. Немного придя в себя, он потер правое плечо.
— Господин, у тебя сил не меньше, чем у черного камня, выброшенного из ствола, — хан улыбнулся. Он еще раз посмотрел на воронку. — Ты, господин, спас меня от неминуемой смерти. Смогу ли я рассчитаться с тобой за добро твое?
— В бою никто не считает долгов, господин…
Когда звуки канонады стихли, из крепости противника вышли около пяти сотен человек и направились к реке. Разделившись на две группы, они занялись своим делом.
Блоквил с удивлением наблюдал за поведением туркмен. К реке стягивались огромные валуны, длинные и короткие деревья. С ружьями за спинами и с серпами в руках люди рубили тростник на берегу реки и вязали из него снопы. Поначалу Блоквил не понял, для чего они это делают. Понятно было, что они не траву косят для скота, как это было у пленного Егенгельды. Кто-то из сведущих пояснил, что туркмены собираются построить мост через реку.
После этого Блоквила разобрало еще большее любопытство. Во-первых, странным казалось то, что туркмены, ничего не опасаясь, приступили к строительству моста, в то время, как все еще продолжался бой. Второй странностью было то, что сербазы равнодушно взирали на действия туркмен, хотя всем было ясно, что мост необходим для нападения на сербазов.
Мало того, часть войск занялась подбором убитых и раненых, а другая взяла на себя заботы об обеде.
С самого первого дня своего появления в Тегеране Блоквил много думал о том, что восточные люди беспечны, что они постоянно ищут поводы для того, чтобы перенести на завтра сегодняшние дела. Больше всего его удивляло то, что они даже перед лицом смерти свои первоочередные дела переносили во вторую очередь. Похоже, командующие не очень-то переживали из-за того, что двадцати четыре пушки в течение двух часов издавали пустые звуки и принесли им самим неисчислимые потери. Никто и не думал о том, чтобы исправить допущенную оплошность. Напротив, по дошедшим до Блоквила слухам некоторые военачальники предлагают прекратить атаку, отступить, а после некоторой передышки с новыми силами напасть на Гараяп.
Если гаджары удовлетворятся первым неудачным выступлением и отступят в Мерв для накопления сил, то уже только это может стать началом конца их похода. Это было ясно даже тем, кто не разбирался в секретах военного искусства. Похоже, никто, кроме Блоквила, считавшегося для них чужим, среди иранских военных и не задумывался об этом. В этом огромном войске все, начиная от Хамзы Мирзы Хишмета Довле и кончая простым сербазом, были озабочены спасением собственной шкуры.
Последнее предположение Блоквил посчитал неправдоподобным. Потому что, по его мнению, желающий спасти свою жизнь человек просто обязан думать о победе над угрожающим его жизни врагом. Туркмены возводят над рекой мост не для того, чтобы по нему прошли гаджары, а для того, чтобы самим напасть на гаджаров.
В три часа пополудни шестнадцатого сентября около тысячи туркменских всадников проскочили по новому мосту и пошли в атаку на гаджаров. Вместе с наступающими с их стороны поднимались такие клубы пыли, что Блоквил догадался, что они подняты не только конскими копытами. Пыль все смешала, всадники двоились и троились, число сабель зрительно многократно возросло. Казалось, не будет конца всадникам, выскакивающим из-за пыльной стены. И это намного усилило угрозу близкой опасности.
Когда только начали строить мост, Блоквил предполагал, что события будут развиваться именно так, но вот чем может закончиться такая атака, он придумать не мог. Собственно, у него и возможности-то не было, чтобы размышлять над этим вопросом долго. Он думал о том, что его поездка, на которую согласился, чтобы повидать страны, познакомиться с народами, превращается в кровавое путешествие. Вполне возможно, что сегодняшний день станет самым последним в его жизни. Одна из сотен кривых шашек, ослепительно горящих на солнце, может запросто оборвать его жизнь.