Чужой
Шрифт:
В селе Эгригузер не было ни единой живой души. И поэтому сертип, увидев собаку, развалившуюся возле коровника, привычного для нее места, спросил:
— Видишь вон ту собаку, господин?
— Вижу, генерал.
— Тогда у меня к тебе один вопрос.
— Задавайте, господин, постараюсь ответить, если знаю.
Гара сертип задал совершенно неожиданный для Блоквила вопрос:
— Кто преданнее родине — человек или собака?
“Что все это значит?” — подумал Блоквил, повторяя про себя услышанное.
— На первый взгляд он прост, но это очень сложный вопрос, господин генерал. Среди собак тоже бывают предатели, но среди людей их гораздо больше.
Гара сертип остался доволен тем, что заданный им прямо вопрос привел европейца в замешательство. А потому продолжил.
— Видишь, текинцы предали свою Родину, бросили насиженные места и удрали. А собака оказалась преданнее, она не бросилась вслед за ними, осталась сторожить свою землю. Какой удивительный случай!
Блоквил никак не мог понять скрытого смысла этого разговора. Но он и не стал задавать сертипу лишних вопросов, не стал возражать ему.
— Зверь он и есть зверь, господин. Захочет — уйдет, а нет, так и будет лежать на привычном ему месте.
Хоть его ответ и не устроил, сертип не стал набрасываться на француза. Он просто ошарашил его вопросом:
— Как ты думаешь, можно убить ее одним выстрелом, чтобы она даже не взвизгнула?
Подумав немного, Блоквил решил воспротивиться желанию сертипа.
— Я ситаю несправедливым стрелять в собаку, которая так предана своей родине.
Гара сертип со смеющимися серыми глазами хитро улыбнулся.
— У европейцев несколько иные понятия, чем у нас. А вернее, они более поверхностны. — Заметив вопросительный взгляд собеседника, генерал продолжил. — Партиотизм врага для тебя самая большая враждебность. Не забывай этой истины.
— Да собаки — они ведь всюду собаки.
— Нет, господин, в этом ты неправ. Собака врага для тебя тоже враг.
Блоквилу пришлось промолчать.
Гара сертип выхватил двуствольный французский пистолет.
Видя, что начатая ими пустая болтовня обретает зловещие очертания, француз решил заступиться за безвинную собаку:
— Зачем же в нее стрелять? Пусть животное живет столько, сколько Бог ему отпустил.
— А мне хочется стрелять в нее! — седовласый генерал в глазах француза превратился в капризного ребенка.
Блоквил сделал последнюю попытку спасти собаку.
— Но ведь она даже не исполнила своего собычьего долга, ни разу не залаяла на нас. И наших коней не спугнула.
Но все равно эти слова не растопили лед в сердце Гара сертипа.
— Она заслужила пулю хотя бы за то, что не выполнила свой собачий долг!
Блоквил понял, что дальнейшие уговоры ни к чему не приведут, и перестал препираться с упрямым сертипом.
Словно догадавшись о злом умысле подошедшего поближе всадника, собака встала, но и не подумала бежать, поняв, вероятно, что это ее не спасет.
Гара сертип взвел курок.
Блоквилу было безумно жаль собаку, и он опять не выдержал:
— Стоит ли тратить на собаку пулю, когда впереди нас ждет большой бой…
— Уничтожить вражью собаку тоже благо, господин! — довольным своим ответом, сертип приободрился. Раздался выстрел.
Нацеленная в голову собаки пуля попала в заднюю часть ее туловища. Задрав нос, обезумевшая от боли собака взвыла. Вместе с тем она жалобно смотрела на людей, словно пытаясь запомнить своего обидчика.
Когда Блоквил встретился взглядом с собакой, по телу его пробежали мурашки. Казалось, собачьи глаза говорили человеческим языком: “Вы, люди, деретесь между собой. А чем вам не угодила безвинная собака? Я ведь так вас испугалась, что лежала тихонько, даже не лаяла. За что вы меня пристрелили? Или это в характере людей — вымещать зло на невинных? Деритесь между собой, если хотите, но зачем же нас-то трогать? Когда же вы станете людьми, люди? Это вы натравливаете собак друг на друга. Когда поумнеете? Если бы вы могли испытать хотя бы каплю той боли, которая разрывает мое тело…” И вместе с тем полные боли и тоски глаза собаки молили людей о помощи. “Ах, ты, доверчивый зверь! Разве стал бы так пытать тебя человек, способный на сострадание!” Испугавшись взгляда собаки, прочитав в них надежду, Блоквил чуть было не крикнул: “Это не я стрелял в тебя! Это Гара сертип пристрелил тебя!” Но собака взвыла во второй раз, и это заставило Блоквила оставить свои мысли при себе.
Собрав последние силы, раненая собака набросилась на своего обидчика. Брыжжа кровью, она прыгнула на голову коня Гара сертипа. Конь отпрянул назад. Сертип вылетел из седла. Но он успел, не поднимаясь с места падения во второй раз выстрелить в собаку.
Собачий вой сразу же прекратился. Она соскользнула с головы коня, словно сорвалась с веревки, и распласталась на земле.
На последнем издыхании собака все же отомстила своему палачу. Гнедой конь Гара сертипа, обезумев от боли, начал кружить на месте. Оказывается, острые когти собаки вонзились в глаза лошади и вывели их из строя!
Человек сделал врагами два безвинных животных. Носясь вокруг с залитыми кровью глазами, конь чуть было не затоптал своего хозяина. Схватив головной убор и пистолет, Гара сертип едва успел увернуться от конских копыт, не оказаться искалеченным.
На звуки выстрелов подбежали несколько сербазов, но, увидев убитую собаку, успокоились. Один из них спрыгнул на землю и попытался поймать коня Гара сертипа. Конь с окровавленной мордой, как только прикоснулись к его узде, вырвался и пулей отскочил в сторону. Он вновь чуть было не растоптал своего хозяина.
Будучи виноватым во всем случившемся, сертип грозно посмотрел на сербаза и выругался. Потом испуганно посмотрел на мертвую собаку.
— У них и собаки, как они сами!
Блоквил не нашелся, что ответить.
Сертипу привели другого коня. Поехав рядом с Блоквилом, он продолжил прежний спор:
— Видел, господин?! Уж теперь-то ты согласишься со мной, что эту собаку нужно было пристрелить?..
Бастион туркмен находился на правом берегу реки. Чуть ближе была еще одна цитадель, явно построенная позже. Это была вытянутая в длину песчаная насыпь. На этой высоте были установлены две желтые трофейные пушки, захваченные у Мэдэмин хана во время Сарахсской битвы 1855 года. По сообщениям шпионов, сумевших проникнуть в крепость туркмен и текинцев, захваченные у гаджаров другие пушки должны быть установленными у входа другой, основной крепости. Гаджары пока никак не могут понять смысла поступков туркмен.