ЧВШ – Частная Военная Школа. Первый курс.
Шрифт:
Начало
Началась учёба. В 6.30 тренькал звонок. Мы выскакивали из комнат, делали свои туалетные дела, строились в коридоре по звеньям и вслед за Виктором Робертовичем спускались к выходу. Затем бежали вниз к озеру и наматывали вокруг него круги. Форма одежды для зарядки была простейшей – чёрные шорты-плавки с беленьким трилистником и кроссовки. Плавки – потому что после бега мы залезали в озеро, барахтались в нём кто как умеет и бежали обратно в гору к себе на этаж. Не все из нас умели плавать, но Виктор Робертович не обращал на это внимание, он сразу сказал, что учить правильно плавать нас будут когда-то потом, не уточнял когда, пока что все должны были просто заходить в воду минимум по шею и обязательно намочить голову. Сам он бегал вместе с нами, и в озеро тоже лез с нами, молниеносно доплывая до середины и также быстро возвращаясь, тут его длинные руки приходились в самый раз.
Никто по утрам не тормозил, не филонил и не ныл. Потому что Робот начал нас уже наказывать. А наказывал он просто – говорил скучным голосом: "Грачёв – минус 50. Мишин – минус 20. Ипполитов – минус 100". В таком вот духе. Балансы наши поползли вниз, а поднимать их оказалось совсем непросто. С меня за первую неделю он минуснул почти семьсот очков, и хоть я и пытался убедить себя, что всё это какая-то ерунда, какие-то непонятные деньги неизвестно где, но внутри каждый раз ёкало. И дело было не в деньгах, конечно. Хотя семьсот долларов – вообще-то не шутка, раньше и не видел столько зараз. Внутри меня включился какой-то непонятный механизм. Тем более что я наблюдал, как сосредоточенно вместе с нами наматывают круги старшекурсники, только кругов у них было больше, а что они делали в озере – оставалось неизвестным, мы уже убегали к этому моменту. Бегали они одни, кстати, без взрослых. И видно же, что ради себя стараются, что им самим интересно стараться.
В эту последнюю горку мы вообще подыхали. А Робот ничего, бодро забегал первым. Потом умывались, заправляли постели, снова строились, и он вёл нас на завтрак. Жил он тут же с нами, в одной из комнат.
Половина моих штрафов была из-за недостаточной аккуратности. Виктор Робертович в самом начале показал нам образец того, как должна выглядеть комната перед отправкой на завтрак: как заправлена постель, как висит одежда и прочее, и теперь требовал, чтобы всё было точно по этому образцу. Меня это особенно сильно напрягало. Мочке из-за меня тоже пару раз прилетело, состоялся у нас с ним тогда разговор. Ну, в общем, я и сам понимал, что косячу. Но я правда честно старался, просто очень у меня к этому душа не лежала. К порядку. Зато теперь у меня с ним даже некоторый перебор, возможно, получается. Научили меня упорядочивать действительность. Вот и сейчас, по сути, сижу, воспоминания свои утрамбовываю и аккуратненько стопочкой выкладываю. Смешно.
Самое главное – мне ведь действительно интересно стало здесь жить. Я ведь всегда, в общем-то, не от трудностей бегал, а от скуки. Не переносил её. На улице-то жить потруднее было, чем в любом интернате. Хотя вы думаете, наверное, что я просто за удовольствиями бегал? Побухать, поторчать? Не. Всё было, конечно, но у меня такая натура, что мне и это быстро надоедало. Тупняк же. Я пытался объяснять пацанам. Может, если б меня чем-то серьёзным зацепило, хмурым, например, то и залип бы, не знаю. Но как-то уберегло тогда от этого соблазна. Повезло.
Учились мы, на самом деле, всё время. Только учёба эта была совершенно другой, не такой, как в интернатах, на которой просто время отбываешь, потому что понимаешь – чушь какую-то городят бесполезную. А если что интересное и мелькнёт, то сразу же вокруг этого столько всего наплетут, что тоска берёт. Так я всегда чувствовал. А здесь – совсем не так оказалось.
После завтрака у нас проходил урок с ЕП. Урок был вроде бы длинный, на полтора часа, но пролетал всегда незаметно. Затем, после урока, мы с ним вместе шли в столовую и там пили какао с булочками, обычно продолжая и по дороге в столовую и в столовой обсуждать что-то, о чём говорили на уроке. Такие уж вопросы интересные он подкидывал. Как же это было приятно – прихлёбывать какао и чувствовать, что только что совершил какое-то прикольное открытие (я тогда этим определением многое обозначал), и как оно вместе с булочкой устраивается там у меня внутри. Хотя иногда у меня и протест вместо этого внутри устраивался, а иногда я просто понять не мог, о чём он. Но всё равно слушал его внимательно. Такой уж это человек.
Мне вообще первый раз в жизни показалось, что возможно я тут не самый умный в этом мире. Да и вообще по многим параметрам не самый. Ну то есть, например, взять Мочку – по сравнению со мной он был реальный монстр. Но я, как-нибудь изловчившись, вполне мог, например, разбить о его голову какую-нибудь, например, табуретку и, в принципе, сравняться с ним. Что касается ЕП, то тут никакие табуретки не могли мне помочь, потому что я со своими уравнивающими табуретками существовал с ним в разных измерениях, хотя он и сидел вроде бы совсем тут рядом, прямо напротив меня.
Хорошо помню наше самое первое занятие, вводное.
– Итак, – сказал ЕП, – вы же в курсе, какая профессия в нашем мире считается древнейшей?
– Пгоституция! – с какой-то, как мне показалось, злостью почти тут же выкрикнул картавый Корнеев, по прозвищу Когень.
Все заржали и загомонили.
– Правильно, – кивнул ЕП, переждав этот взрыв подросткового либидо. – Но есть и ещё одна, не менее древняя. Это наёмничество. Как вы думаете, почему проституция считается позорным ремеслом?
– Потому что они тваги! – снова выкрикнул Корнеев.
– Ну почему позорным? Когень жги! Не надо обижать! – снова все загалдели.
Народ был тёртый. Мне показалось, что у Корнеева какие-то личные счёты. Может, с мамкой его связанные?
– У мужчин и женщин есть основная базовая функция, к выполнению которой их подготовила сама природа, – невозмутимо продолжил ЕП. – У женщин – зарождать жизнь. А у мужчин…
– Отнимать, – громко подхватил кто-то.
– Защищать эту жизнь. При этом иногда приходится и отнимать чужую… Когда женщина занимается проституцией – она просто использует свою базовую функцию, которая есть у каждой женщины.
– Ещё красивая должна быть, – осторожно сказал кто-то.
– Чего?! Да ты проституток этих видел? – перебили его.
– Используется базовая гиперфункция своего организма не по прямому назначению и ради личной выгоды. Следите за логикой, пожалуйста. Наёмничество – это то же самое. Используется базовая функция организма мужчины не по прямому назначению с целью получения личной выгоды. Прямое назначение – это защита своей семьи, своей Родины при нападении. Потому наёмничество тоже считается постыдной профессией. И так оно и есть. Но тем не менее и проституция и наёмничество профессии нужные и важные, такова реальность.
– Чем это пгоституция важна?! – не унимался Корнеев.
– В противном случае их не было бы так много, – резонно заметил ЕП. – Мне лично к их услугам никогда прибегать не приходилось, но… У мужчины накапливаются гормоны, ему нужно периодически производить их сброс, потому что его организм начинает этого настоятельно требовать, по мере накопления пытаясь поставить данную задачу на первое место. В этом нет никакой скабрёзности, просто так всё устроено. Другое дело, когда мужчина постоянно норовит порасчесывать эту свою хотелку, уже без настоятельных требований организма. Впрочем, эта тема не для сегодняшнего занятия.