Чжуан-Цзы

Раджниш Бхагаван Шри

Конфуций сказал Лао Даню: “Я много лет изучал все Шесть канонов — “Книгу Песен”, “Книгу Преданий”, “Записки о ритуале”, “Записки о музыке” и “Книгу Перемен”. Теперь я досконально постиг их смысл. Обладая этим знанием, я посетил семьдесят два правителя уделов, но ни один из них не усмотрел в моих рассказах ничего полезного для себя. Как трудно заставить мир принять праведный Путь!”

— Вы бы лучше подумали о том, как вам повезло в том, что вы не встретились с мудрыми царями былых времен, — ответил Лао Дань. — Ведь Шесть канонов — это только внешние следы деяний древних мудрецов. Но разве в них заключен смысл этих деяний? Вы же ведете речь только о следах. Следы появляются там, где ступила нога, но сами-то они отнюдь не нога! Белые цапли зачинают, глядя друг на друга

немигающим взором. У насекомых это происходит, когда самец зовет самку сверху, а самка откликается снизу. Ну, а существо, именуемое Лэй, зачинает само от себя. Природу живых существ нельзя изменить, их судьбу невозможно поправить, время нельзя остановить, а действию Пути нельзя поставить преграду. Если следовать Пути, для себя нет ничего невозможного, если же идти наперекор Пути, ничего не сможешь совершить.

Конфуций не выходил из дома три месяца. Когда он снова пришел к Лао Даню, он сказал: “Вороны и сороки откладывают яйца, рыбы мечут икру, все в мире свершается через мельчайшие метаморфозы. Когда рождается младший брат, старший брат плачет. Слишком долго я не понимал, что значит быть другом перемен в мире. И если человек не умеет быть другом перемен, разве может он изменить других людей?”

— Неплохо, — молвил в ответ Лао Дань. — Вы, кажется, все правильно поняли.

Глава XV

ТЩЕСЛАВНЫЕ ПОМЫСЛЫ {86}

86

Глава XV. Тщеславные помыслы.

Тексты данной главы разделяются как бы на две части: в первой содержится критика разного рода ограниченных, односторонних подходов к “жизни в Дао”, во второй излагается собственно даосский идеал мудрой жизни.

Выделяться тщеславными помыслами и необычными поступками, уходить от мира и жить не так, как все, презрительно рассуждать о людях и насмехаться над ними, быть одержимым собственным величием — таковы нравы мужей гор и ущелий, отвергнувших свет и находящих удовольствие в том, чтобы всячески мучить и терзать себя.

Говорить о человеколюбии и долге, преданности и доверии, быть почтительным и скромным и думать только о собственном совершенстве — таковы нравы мужей, правящих миром и наставляющих людей; они находят удовольствие, будь они дома или на чужбине, в непрестанном учении.

Говорить о великих подвигах и искать славы, требовать от государей и подданных соблюдения правил благопристойности, следить за тем, чтобы каждый занимал предписанное ему место, заботиться только о благе государства — таковы нравы придворных мужей, чтящих правителей и пекущихся о процветании царства; эти находят удовольствие лишь в том, чтобы приносить пользу своей стране.

Скрываться в лесах и болотах, жить на диком просторе, удить рыбу и в покое проводить свои дни — таковы нравы жителей рек и морей, бегущих от мира; эти находят удовольствие единственно в праздности.

По-особенному вдыхать и выдыхать, удалять из себя старое и привлекать в себя новое, ходить по-медвежьи и вытягиваться по-птичьи {87} , мечтая только о продлении своих лет, — таковы нравы знатоков телесных упражнений, совершенствующих свое тело; эти любят только секреты долголетия Пэн-цзы.

А вот быть возвышенным без тщеславных помыслов, совершенствовать себя без человеколюбия и долга, управлять государством без подвигов и славы, быть праздным, не уходя на реки и моря, жить долго без телесных упражнений, все забыть и всем обладать, быть целомудренным и ничем не ограничивать себя, чтобы все людские достоинства сами собой сошлись в тебе, — таков путь Неба и Земли и его сила, обретающаяся в истинном мудреце.

87

Одно из самых ранних в китайской литературе упоминаний о гимнастических упражнениях, служащих духовному совершенствованию; стили “медведя” и “птицы” традиционно относились к числу наиболее популярных в даосской практике.

Безмятежность и покой, пустота и неделание — это равновесие Неба и Земли, сущность Пути и его силы. Мудрый обретает в них успокоение. Будучи покоен, он уравновешен и нескован. Будучи уравновешенным и нескованным, он безмятежен. А если он уравновешен и нескован, то —

Заботы и тревоги в него не войдут,

Духовные болезни в него не проникнут.

Стало быть, его жизненная сила пребывает в целости и его дух не терпит ущерба. Посему говорится: “В жизни мудрец идет вместе с Небом, в смерти он превращается вместе с вещами, в покое он причастен к силе Инь, в деянии причастен к силе Ян”.

Ради личной выгоды других не опередит,

Избегая несчастья, не сделает первый шаг.

Лишь испытав воздействие, откликнется,

Лишь подвергшись натиску, подвинется.

Лишь по необходимости берется за дело.

Отвергает знания и доводы,

А внемлет лишь истине Небес.

И следовательно, он

Не знает гнева Небес,

Не ведает бремени вещей,

Не навлекает на себя неприязнь людей,

Не подвергается преследованиям духов.

Его жизнь — как плавание по водам,

Его смерть — как отдохновение.

Он свободен от суетных мыслей,

Он не строит планов и расчетов.

Он просветлен, хоть и не озабочен чистотою духа.

Он всем внушает доверие, хоть не дает обещаний.

Он спит без сновидений

И пробуждается, не ведая тревог.

Его дух чист и нежен,

Его душа ничем не отягощена.

В покое и безмятежности соединяется он с Небесным Совершенством. А потому говорят, что печаль и радость — это искажение жизненной силы, веселье и гнев — это нарушение Пути, пристрастия и неприязнь — утраты души. Когда в сердце нет ни радости, ни печали, открывается полнота жизненных свойств. Когда сердце едино и неизменно, сполна достигается покой. Когда никто нас не обременяет, сполна прозревается пустота. Когда мы не связаны вещами, сполна познается безмятежность. Когда мы не препятствуем течению жизни, сполна проявляется утонченность духа. Вот и говорится: “Если тело не отдыхает от напряжения, оно изнашивается. Если дух вечно в заботах, он увядает”.

Вода по природе своей такова, что, если ее не мутить, она сама по себе станет чистой; если ее не взбалтывать, она сама по себе станет ровной. Но если создать преграду ее течению, она никогда не будет чиста. В этом вода являет образ Небесного Совершенства. Посему говорится: “Быть чистым и ни с чем не смешиваться, быть покойным и не изменять своему покою, быть безмятежным и несуетным, действовать, как Небо действует, — вот путь питания духа”.

Тот, кто обладает мечом из страны Гань {88} или Юэ, хранит его в ларце и пользуется им с крайней осмотрительностью, ибо такой меч высоко ценится в мире. А духовная сила наполняет вселенную, нигде не встречая преград. Вверху она достигает неба, внизу охватывает землю, вскармливает все сущее и не имеет образа. Ее следует назвать “единой с верховным предком”.

88

Гань — другое название южно-китайского царства У. Мечи из южных областей У и Юэ особенно славились в древнем Китае.

Идя путем Чистоты,

Вечно пребываешь в духе.

Будь в нем, не теряй его вовек,

Храни Великое Единство в себе.

Когда духовная сила едина, она проницает все сущее, сообразуясь с Небесным порядком. Как говорят в народе, “обыкновенный человек ценит выгоду, честный человек ценит славу, достойный муж ценит возвышенные помыслы, но истинный мудрец ценит духовную силу”.

Когда говорят, что духовная сила “проста”, это означает, что она ни с чем не смешивается. А когда говорят, что духовное начало есть “чистота”, это означает, что она не имеет изъяна. Тот, кто стяжал простое и чистое, тот достоин называться Настоящим Человеком.