Цицерон. Между Сциллой и Харибдой
Шрифт:
– Делаю так по мягкости своего характера. А если я выносил им приговоры, то на самом деле скрепя сердце и боясь гражданской резни. Сейчас же, когда беда миновала и я с радостью сбросил с себя суровые обязанности консула, во мне опять объявился адвокат, который обязан защищать всех, кто нуждается во мне.
Тайное и явное
Предчувствие не подвело Марка Цицерона. По окончании консульской службы, которую он оценил для себя и отечества успешной, политическая ситуация оборачивалась не в его пользу. Как случается в суетном обществе со сложной демократией, побеждённые затребовали пересмотра результатов деятельности консула. Но если раньше
Как предполагалось, продолжатели дела уже мёртвого Катилины затаились в ожидании подходящего момента. Они выискивали любой повод встретиться с римлянами на Форуме, Марсовом поле и народных сходках, чтобы под понятными всем призывами к улучшению жизни простонародья лишний раз напомнить о себе как о противниках действующей власти. Они возбуждали в народе протестное настроение, направленное прежде всего против почти обожествлённого «Спасителя Отечества» Марка Цицерона. По Риму ползли слухи, что казнённые по его инициативе главные заговорщики Лентул, Цетег, Габиний, Статилий и Цепарий оклеветаны, а ведь они могли оправдаться по закону. Но консул нарушил закон и настоял на казни, заставив сенаторов голосовать по его воле. У преступников, приговорённых к смерти, имелся шанс избежать судебной ошибки подачей аппеляции к Народному собранию. Но этого не произошло, что явилось грубейшим нарушением законодательства в отношении прав свободнорожденных граждан Рима.
С этого всё и началось. Первым публичным обвинителем Марка Цицерона оказался трибун Квинт Метелл – родственник бывшего наместника Сицилии Луция Метелла. После известного процесса над Верресом представители семьи Метеллов имели к консуляру своё отношение. Квинт Метелл начал наступление исподволь, предъявляя претензии к исполнению Цицероном должностных обязанностей, намекая на превышение полномочий. Позволял резкие выпады, осуждая казнь участников заговора Катилины, катилинариев. Осознавая опасность дальнейших действий противников в этом направлении, Цицерон обращался за поддержкой к Гнею Помпею. Но, облечённый диктаторскими полномочиями на Востоке, главнокомандующий отмалчивался. Не решался принимать чью-либо сторону. Марк попытался примириться с противником, действуя дозволенным среди политиков методом – через женщин. Обратился к жене Помпея, Муции, сводной сестре Метелла, затем к Клодии – жене брата Квинта. Но встретил равнодушный отказ…
Марк собрался обратиться к римлянам на Форуме, но Метелл, пользуясь правом трибуна, поспешил запретить. Объяснил тем, что гражданин Цицерон намерен возбуждать толпу к неповиновению должностному лицу. После перепалки в Сенате с трибуном Марк всё-таки добился разрешения выступить перед народом, но «только для произнесения возможной в подобных случаях клятвы верности республике». В тот день со свойственным ораторским искусством Марк превратил произнесение клятвы в страстную речь, в которой напомнил о своей роли в подавлении смертельно опасного для Рима заговора. Он добился восторженного одобрения римлян, потребовавших от трибуна прекращения гонения на любимого консуляра.
Неугомонный трибун не пожелал сносить неудачу, вновь ораторствовал на конциях, народных сходках, формируя общественное мнение по-своему. Но Цицерон успешно отражал яростные нападки трибуна и добился того, что в Сенате его поддержал Катон Младший. Сенаторы приняли постановление, осуждающее «всякого, кто попытается требовать отчёта от участников казни катилинариев, иначе он будет объявлен врагом государства».
Метелл обратился за поддержкой к Гаю Юлию Цезарю, на тот момент «великому
В шестнадцатилетнем возрасте Гай Юлий Цезарь потерял отца. Честолюбивый юноша начал карьеру с должности фламина Юпитера – жреца главного римского бога. Но должность фламина предназначалась юным патрициям, а мать Цезаря происходила хоть и из древнего, но плебейского рода. Чтобы исправить «ошибку», он в семнадцать лет «по любви» женился на Корнелии, дочери консула Луция Цинны, второго человека в Риме после Суллы. Невесте не исполнилось и двенадцати лет. Должность фламина стала свадебным подарком зятю от влиятельного тестя.
Фортуна отвернулась от Гая Цезаря во время диктатуры Суллы. Цинна приходился дальним родственником Гаю Марию, а значит – сторонником республиканцев, вследствие чего он оказался непримиримым врагом абсолютной власти. Цинну убили собственные легионеры во время бунта, а Сулла, присматриваясь к молодому командиру всадников Гаю Юлию Цезарю, велел ему развестись с Корнелией. На тот момент многие римляне поспешили отказаться от «неудобных» родственных связей. Цезарь думал недолго, наотрез отказавшись от мысли расстаться с любимой женой, к тому же родившей ему замечательную дочь Юлию. Даже страх перед расправой по воле Суллы не вынудил изменить решение, после чего последовали обещанные репрессии: его лишают должности фламина, родового имущества и приданого Корнелии. В окружении диктатора имя непокорного Гая Юлия Цезаря уже обсуждалось для внесения в смертельные списки, проскрипции.
Богатые родственники обратились за помощью к весталкам. По древней традиции, жрицы девственной богини Весты имели огромное влияние на правителей. Они имели законное право требовать помилования обратившихся к ним преступников, осужденных на смерть. Поначалу Сулла и слышать ничего не хотел, отказал главной весталке. Самая уважаемая в Риме жрица настаивала, ссылаясь на нерушимость римского брака – священного таинства и опоры государств. Диктатор не стал сопротивляться, но с раздражением воскликнул:
– Получай своего Цезаря! Но знай: тот, о чьём спасении ты так стараешься, когда-нибудь станет погибелью для дела оптиматов, которое я так настойчиво отстаиваю. Вспомните меня: в одном Цезаре таится много Мариев!
Получив известие о «прощении», Цезарь оставил тайное укрытие, где прятался все дни. Осознавая шаткость собственного положения, в одежде простолюдина ночью исчез из города. Долгое время скрывался в сабинском племени на севере Италии, переболел лихорадкой, едва не попался в руки убийц, всё же подосланных сторонниками Суллы. Удачно откупился и, добравшись до моря, отплыл на корабле в Вифинию к понтийскому царю Никомеду. Атлетически сложенный юноша с мужественным лицом пришёлся ко двору царя Никомеда; недоброжелатели Цезаря позже отзывались о нём, как о «подстилке Никомеда».
Двадцатилетний Гай Юлий Цезарь вернулся в Рим в 79 году до н. э., когда Корнелий Сулла отказался от диктаторских привилегий. Римляне молчали вслед человеку, бывшему «бессрочным всевластным правителем» столько лет. Одного слова его боялись все – мирные граждане и полководцы, по воле его рушились государства и гибли народы. Уходящему в историю диктатору вслед уже не раздавались аплодисменты и не слышались восторженные слова – только тихие проклятия. Лишь молодой человек, высокий и худощавый, пошёл вслед за Суллой, не отставая всю дорогу. Он громко обвинял шестидесятилетнего старика в злодеяниях, выкрикивал упрёки и угрозы. Несмотря на сопровождавших телохранителей, Сулла на поношение не реагировал, вёл себя так, словно не слышит ничего унизительного для себя. На пороге своего дома обернулся и произнёс с укоризной: