Цифрогелион
Шрифт:
Бродяга схватился руками за горло и, кажется, попытался закричать, но вместо крика из горла донеслось лишь тихое бурление. Кровь толчками била из пробитой сонной артерии, а через мгновение мужчина рухнул на пол.
Я подошёл ближе. Бродяга не шевелился, под его головой быстро растекалась багровая лужа. Переступив мёртвое тело, я свернул за угол и почти сразу упёрся в дверь. За ней меня поджидала чёрная лестница. В отличие от парадных, чёрные лестницы чаще всего были крайне тесными и прятались, как правило, на кухнях, либо в той части квартир, где располагались слуги. Разумеется, сейчас в этих домах слуг давно не было — даже в Северной Столице содержание слуг мог себе позволить далеко не каждый… Хотя тут слуг, наверняка, с удовольствием заменяли на рабов…
Оказавшись на тесной каменной лестнице, я спустился на межэтажную площадку и выглянул в окно: третий этаж — внизу нет ни души, на улице всё ещё светло. Если мне повезёт, то спустившись на первый этаж, я покину дом через чёрный ход, и мой побег останется незамеченным. Правда, в этом случае я останусь без своего саквояжа… Да и чёрт с ним: между жизнью и моим любимым саквояжем я, пусть и немного задумавшись, но всё же выберу свою жизнь.
Спустившись на первый этаж, я оказался в тесной прихожей, стены которой были обклеены газетными листами точно так же, как и та комната, в которой я очнулся. В центре неё на изодранном паласе возвышалась гора из грязной одежды и обуви. В воздухе стоял невыносимый затхлый запах, в котором спирающий гнилостный смрад соперничал с вонью застоявшегося пота. В прихожей не было ни единого окна, а дверной проём был наглухо заколочен…
Кажется, у меня всё же будет шанс вернуть свой чемодан. Или умереть… Я развернулся в сторону и посмотрел в просторный коридор, уходящий вглубь квартиры. Он был отлично освещён часто расположенными на одной из его сторон окнами: высокий потолок, «газетные» обои, паркетный пол, а вдалеке манящий прямоугольник дневного света — открытая дверь, ведущая прочь из этой чёртовой квартиры…
Конечно, я вполне могу воспользоваться окном, чтобы как можно быстрее покинуть это опасное место, но что-то мне подсказывает, что затворные механизмы насквозь проржавели, и чтобы выбраться через окно, придётся выбивать стёкла и выбираться сквозь тесные проёмы в раме, рискуя при этом распороть себе брюхо о торчащие осколки. Так что, скорее всего, мне придётся преодолеть всю протяжённость этого коридора, прежде чем я окажусь на свободе. А ведь снаружи, на улице или в подъезде (хотя, судя по количеству света, дверь всё же выходит именно на улицу, а не в подъезд), меня может поджидать банда бродяг. Скорострельности коломёта, конечно же, хватит, чтобы быстро расправиться с несколькими бродягами, но только если между нами будет хоть сколько-нибудь значимое расстояние, иначе они повалят меня на землю и забьют палками…
Я неспешно двинулся по коридору, внимательно прислушиваясь к окружающей обстановке. До меня доносился приглушённый смех, топот, звон посуды. Судя по шуму, тут обитало как минимум несколько десятков бандитов. Болтов мне точно не хватит, чтобы расправиться с ними всеми… Чёрт, видимо, нужно было захватить ещё боеприпасов… Хотя если дойдёт до того, что придётся потратить все девять оставшихся болтов, это будет означать, что бандиты меня обнаружили, и времени на перезарядку у меня точно не будет.
Я миновал семь дверей и пять оконных проёмов, неспешно переставляя ноги и стараясь передвигаться настолько тихо, насколько это вообще возможно. От двери меня отделял всего один оконный проём, в свете которого я стоял, и несколько метров темноты следующих за ним. За моей спиной, в нескольких метрах позади, резко распахнулась дверь, раздался хохот, а следом голос:
— Надо сходить проведать нашего гостя! Босс дал добро пустить его на фарш! Эй! А это кто?.. Чёрт, да это же…
Он не успел закончить, потому что болт пробил ему глаз и, вылетев из затылка, улетел в другой конец коридора. Голова бродяги мотнулась назад, он попытался ухватиться за открытую дверь, но вместо этого пару раз схватил рукой воздух и, потеряв равновесие, упал. Опустив арбалет, я круто развернулся и бросился бежать…
Глава шестая. Босс
Глава шестая. Босс
Я бежал по коридору что было сил. Стук моих каблуков эхом отражался от высоких стен.Яркий прямоугольник открытого дверного прохода, ведущего на улицу, был уже совсем близко, а за ним я слышал шум — это был шум дождя и, кажется, он начался лишь только что, словно по чьему-то приказу.
Наконец я выбежал за дверь и оказался на низком каменном крыльце. Кстати, я ошибся — тут был не дождь, а самый настоящий ливень: серая стена воды преградила мне путь, с яростным шипением стуча по мощёной дороге прямо у моих ног. Я стоял под козырьком, так что капли не попадали на меня, а лишь создавали непроглядную завесу прямо передо мной. В следующий миг я услышал натужный скрежет метала, сквозь пелену дождя ко мне быстро приближалась огромная тёмная фигура, я хотел было рвануть в сторону, но в тот же миг что-то с нечеловеческой силой ударило меня в грудь, и я полетел назад. Ударившись затылком о стену или, возможно, об дверной косяк, я потерял сознание…
***
— Он до сих пор жив? — удивился один из воинов стоящий возле человека, висевшего на высоком четырёхметровом кресте. Его ладони и ступни были пробиты железными гвоздями и привязаны к деревянному распятью верёвками, удерживая его тело. Человек на кресте смотрел в даль, словно ожидая кого-то. Казалось, он не обращал никакого внимание ни на воинов, ходящих внизу у его ног, ни на увечья, нанесённые его конечностям, ни на нещадно палящее солнце, жарящее его кожу.
На этом холме, стоящем неподалеку от города с небольшими одноэтажными, покрытыми глиной, домами, кроме креста, на котором висел человек, стояло ещё пять таких же, но сейчас они были пусты.
— Отец, — вдруг заговорил человек, обращаясь к небу. Голос его был спокоен, а взгляд устремился в безоблачное небо, — неужели ты не придёшь и сейчас? Ты оставил меня, своего сына, сходить с ума от проклятья, которым ты наказал меня — ребёнка, не имевшего никакой вины ни перед тобой, ни перед кем-либо ещё. Ты позволил матери страдать, в бессилии наблюдая, как её сын пытается ужиться с тем, с чем ужиться невозможно…
— Закрой свой рот! — проревел один из воинов, поднимая копьё. — Ты висишь тут пятый день, поганая мразь! Тебе давно пора подохнуть, чтобы мы смогли снять тебя с этого чёртова креста, бросить в яму к другим отбросам, и отправиться, наконец, по домам!
— Но вопреки всему, я научился жить с оставленным тобою проклятьем, — продолжил говорить человек на кресте, не обращая никакого внимания на злобно кричавшего на него воина. — Я пытался обратить его в дар. Пытался помогать другим. Пытался изменить этот мир к лучшему. Но как бы я ни старался, этот дар вновь и вновь оборачивался проклятьем…
— Я с кем тут вообще разговариваю?! — возмутился воин. — Думаешь, если тебя уже распяли, то я не смогу сделать твой день ещё хуже, и меня можно игнорировать?!
С этими словами он резким движением вонзил острие своего копья в живот висящего на кресте человека.
Человек на кресте закричал. Но это не был крик боли — скорее вопль бессильной ярости. Его взгляд был всё так же устремлён в небо. В глазах стояли слезы.
— Ну что ж, отец… — человек на кресте закрыл глаза, чтобы остановить поток хлынувших из них слёз. — Я не оставлю попыток обернуть своё проклятье благом для каждого существа, живущего на свете… И я никогда не перестану искать тебя… Пусть я не нужен тебе, как и все они не нужны тебе тоже, но я найду тебя и получу ответы…