Цифрогелион
Шрифт:
В следующий миг воины почти одновременно отшатнулись от креста. Багровая кровь, ручьями льющаяся из раны висевшего на кресте человека, вдруг уступила место белой жидкости. Сначала она текла так же, как и кровь, но вскоре один ручеёк потёк вверх по груди человека, вопреки законам физики. Затем к нему присоединился ещё один, а потом появлялись всё новые и новые, растекаясь во все стороны и окрашивая тело человека в причудливый белый цвет, который был скорее белой пустотой, нежели просто белым цветом: он убирал все изъяны кожи, все мелкие черты, все детали, но при этом, каким-то невообразимым образом, оставлял основные формы объектов отлично различимыми человеческим глазом… Вскоре белый цвет перекинулся на крест за спиной человека, а затем, достигнув земли, устремился в сторону воинов, и ещё через несколько секунд их испуганные крики сменились истошными воплями нестерпимой боли…
***
— Эй, любезный! — услышал я чей-то голос.
Голова страшно болела. Пронзительный металлический скрежет, появившийся вместе с незнакомым голосом, отражался неприятной вибрацией в моих висках. Чёрт возьми, меня уже второй раз за день бьют тогда, когда я этого не ожидаю: я знал, что Старый Город опасное место, но если бы мне сказали, что тут меня будут избивать до потери сознания за каждую сотню пройденных метров… Я бы настоял на удвоении аванса…
Кто-то с силой толкнул меня в плечо. Я не мог заставить себя открыть глаза и теперь — слишком уж болела голова, да и едва ли по ту сторону век меня ждёт что-то приятное…
Последовал увесистый удар в грудь чем-то твёрдым и явно тяжёлым. От него у меня спёрло дыхание.
Так… Сначала будили голосом, потом толкали, теперь вот от всей души врезали чем-то… Я никогда не был слишком уж тупым, так что сразу разглядел в этих событиях некую геометрическую прогрессию, и пришёл к выводу, что следующая попытка привести меня в чувство закончится если не моей смертью, то как минимум переломом пары-тройки костей.
Взвесив все преимущества смерти против того, что может ждать меня в дальнейшей жизни, я понял, что не могу умереть, так и не узнав, что за хренота издаёт этот мерзкий скрип, от которого у меня съёживаются глаза в глазницах…
В общем, я сделал над собой титаническое усилие и поднял «шторы», позволив этому жуткому неприветливому миру потоком хлынуть в умиротворяющую тьму моего сознания, неся с собой безрадостные перспективы одной лишь боли и новых страданий.
Сначала я решил, что надо мной возвышалась какая-то самодельная шаговая машина высотой с дом. Но в тот момент я почему-то считал, что я стою на ногах. Как только я осознал, что на самом деле я, словно пьяная блудница после тяжёлой ночной смены в графском загородном поместье, распластался на каменном крыльце — мой разум провёл необходимые перерасчёты и уменьшил «шаговую машину размером с дом» до роста очень высокого человека.
Но человека не простого. Этот человек был облачён в самодельную броню на мышечном усилении: грубо скованная бесформенная тяжёлая кираса, кривые куски проржавевшего металла небрежно и совершенно бесталанно скреплены по какой-то кустарной технологии в защитный, отдалённо напоминающий по форме прямоугольник, шлем с мутным исцарапанным забралом из толстого стекла, закрытого кривой проволочной сеткой. Из сильно выпуклого нагрудного панциря вытянуты ленты мышц, уходящие в массивные металлические наплечники, которые шарнирами скреплялись с металлической перчаткой на левой руке и с большим прямоугольным ящиком, который то ли заменял воину правое предплечье и кисть, то ли он использовал его для хранения своего полевого обеда, хотя я склонялся к варианту, что этот корявый металлический ящик служил человеку чем-то вроде молота — наверное, именно его ударом он отправил меня в нокаут. Ноги бойца так же защищала массивная самодельная броня на стальном внешнем скелете. Из-под панциря мышцы тянулись и к ней…
Когда-то я всерьёз увлекался изучением защитной брони с мышечным усилением. Её не использовали уже очень давно, но в прошлом, во времена гражданских войн, она была крайне популярна… Подобная броня усиливала физическую силу носителя за счёт дополнения собственной мышечной силы инородной, и наличия поддерживающего внешнего стального скелета, снимающего лишнюю нагрузку с собственных костей и мышц солдата-оператора. Как правило для усиления использовалось одно-два животных средних размеров, чаще всего шимпанзе, но известны случаи эффективного использования совершенно монструозных экземпляров защитной брони, которые скорее были средствами передвижения, нежели бронёй, и назывались «Шаговыми машинами» — эти исполины приводились в движение силой мышц нескольких горилл.
Самая сложная часть создания усиливающей брони — это не только обучение мышц животных нужным реакциям, но и обучение солдата, использовавшего броню, заставлять её двигаться именно так как ему нужно — усиливая его, а не сковывая. Животное, скрытое в нагрудном панцире, давало передние усиливающие мышцы, а животное, находившееся в защищённом отсеке на спинной пластине, как правило, служило ещё и генератором, либо взводной системой тяжёлых наплечных орудий. Суть действия мышечной системы сводилась к синхронному сокращению мышц животных с мышцами солдата-оператора, в соответствии с заданной им силой. Звучит просто, но на деле, на то, чтобы движения были плавными, а не дёргаными, уходили месяцы тренировок, а чтобы добиться по-настоящему точной синхронной работы, особенно если речь идёт об усиленных пальцах защитной рукавицы, где важна мелкая моторика, нужны были годы постоянной практики. Именно поэтому солдаты-операторы во все времена были на вес золота…
Я не мог не отметить, что человек, возвышавшийся надо мной, при всей убогости его кустарной брони, явно умел с ней обращаться: его руки двигались плавно, и даже пальцы левой перчатки, усиленные чужеродными мышцами, ритмично перестукивали по панцирю какой-то простой мотивчик так плавно, словно мышцы оператора породнились с мышцами животного.
— Так кто из вас, уродов, объяснит мне, что тут происходит? — недовольно поинтересовался человек у кого-то. — Может быть, ты, Змей? Ведь это ты, сука, уверил меня, что этот ушлёпок протянет ещё максимум пару часов, и клялся, что он неспособен подняться на ноги. А этот мудак не только поднялся на ноги, но и убил двоих наших ребят, причём из моего же грёбанного обезьянера…
Удобно устроившись на холодных камнях с вывернутой чёрт пойми как головой, упёртой затылком в стену, и разбросанными по сторонам ногами, я не мог не обратить внимание на окружающие меня экстерьеры:
Как я уже говорил: я отдыхал на крыльце дома. Передо мной, прямо на узкой проезжей частью, в густой грязи стоял здоровенный мужик в убогой защитной броне. За его спиной, буквально в пяти метрах над ним, возвышалось нагоняющее тоску пятиэтажное здание, с местами порыжевшей от влаги бледно-жёлтой штукатуркой, с обвалившейся над окнами и крышей лепниной, оголивший кривой кирпич кладки. Выбитые оконные рамы и тьма за ними, напоминающая мне о том, что ждёт меня после смерти.
В обе стороны от описанного мной обветшалого дома тянулся бесконечный строй таких же унылых заброшенных построек.
Пока мужик в убогой защитной броне ругался, он недовольно тряс в воздухе пальцем, тыча им в сторону от места моего вынужденного привала. Любопытство всё же взяло верх над ленью (ведь я так хорошо устроился, и менять позу мне совсем не хотелось), и я повернул голову в сторону.
В шее что-то хрустнуло, но после того как меня до смерти забили палкой, этот жалкий треск, похожий на звук расколовшегося грецкого ореха, не произвёл на меня особо пугающего впечатления, так что я предпочёл его просто проигнорировать.