Цифровой призрак

Некрасов Николай Алексеевич

Возможно, я бы не стал так нагло на нее пялиться, но просто не мог оторвать взгляда от вальяжной, но при этом какой–то напряженной позы. Она производила противоречивое впечатление и этим приковывала.

Ее взгляд лишь на мгновение задержался на моей фигуре, но, казалось, этого ей вполне хватило, что все обо мне понять. Она вновь вернулась к горизонту, который привлекал ее куда больше чем я.

Мне захотелось подойти и сесть с ней рядом, узнать, что она видит там, позади границы, где встречаются небо и земля. Она бы мне не сказала, потому что я, скорее всего, смотрел бы не на горизонт. Я бы разглядывал

ее ноги. Как она впивается пальцами в песок, как неловко сводит колени, как кладет одну руку на внутреннюю часть бедра, подсознательно стараясь защитить ее от моего взгляда.

Но я не подошел к ней.

Она осталась сидеть на песке, продолжая оставаться самой грустной и уверенной в себе девушкой на всем южном побережье.

При других обстоятельствах, я бы познакомился, несмотря на то, что обычно предпочитаю не задумчивых, а веселых. Но что–то внутри меня подсказывало, что веселья в ней хоть отбавляй. Просто день сегодня выдался пасмурный. Не снаружи, а где–то внутри.

И я прошел мимо. Поправил рюкзак на спине и двинулся дальше.

К человеку, с которым у меня была назначена встреча.

* * *

Страх –

Я разглядывал галочку в строке и меня до сих пор потряхивало. Затея оказалась более чем дурацкой. Самоубийственно дурацкой! Если по квесту мне нужно было испытать страх, то я хапнул его по полной. Если с печалью понадобятся такие же сильные впечатления, то я, скорее всего, должен буду выкосить какой–нибудь редкий вид диких кошек, а потом сидеть и смотреть в глаза последнему оставшемуся в живых котенку, обреченному на одинокое существование вне своего вида.

Хотя на деле, конечно, начну с просмотра Хатико. Вряд ли поможет, но лучше следовать старому доброму правилу — повышать градус, а не понижать его.

Обо всем этом я раздумывал лежа на пляже, попивая коктейли. Медитативный шум волн, ласкающие теплотой солнечные лучи и легкий, едва заигрывающий итальянский ветерок должны были сгладить все негативные впечатления.

Вовка, конечно, уже ждал моего возвращения, но я никуда не торопился. Он все равно уже дулся, что я поехал один, хотя сам прекрасно понимал, что отпуск ему все равно бы не дали. В «ТехноДрайве» все было серьезно и правильно, все было по–взрослому. Никаких незапланированных отпусков, никаких лишних отгулов без веской причины, лишь здоровая (или нет) конкуренция, стремление к вершинам и полная отдача делу.

А я — вполне заслужил передышку и от Вовки, и от городской суеты.

К тому же, мне еще нужно было заработать галочку возле строки «Счастье». Так что… почему бы не попытать удачу на роскошном итальянском пляже? Изначально я не думал, что с ним тоже возникнут проблемы, но все оказалось не менее туманно, чем со страхом.

Вроде кажется, когда весь мир лежит у твоих ног — этого должно быть достаточно. Но я, видимо, пока чего–то не знаю о счастье. Оказалось, ни хороший виски, ни уйма налички, ни дорогие шмотки, тачки, ни даже внимание красоток с картинки счастья мне не добавили. Радость — да! Восторг, восхищение, кураж. Но не счастье. С другой стороны, я еще не пробовал добиться чего–то настоящего. Не сделал ничего, от

чего сносило бы крышу.

Может быть, мне нужно написать хит, покорить Эверест или спасти чью–то жизнь.

Может быть, только какие–то значимые поступки помогут добыть мне очередную галочку.

А потом… Потом я сконцентрирую в себе весь спектр испытанных эмоций и волью их в мой артефакт.

Передам ему частичку своей души, засейвлюсь на этой планете. Это не бессмертие, не «сохранялка» в прямом смысле, но если моя душа решит покинуть тело, у нее это так просто получится. Она будет держаться за предмет, который мне нужно будет везде носить с собой. Конечно, если мне отрубят голову, ничто меня уже не спасет, но любые сложно сопоставимые с жизнью травмы можно будет побороть. Мое сердце перезапустится, если по какой–то причине откажется биться; я смогу оклематься, если кто–нибудь добавит мне в чаек крысиного яду; ну а если я вдруг решу сделать себе сеппуку — врачам вполне хватит времени чтобы меня подлатать.

Из размышлений меня вырвал прилетевший в живот мяч. Стайка ребятишек разразилась визгливым смехом, а я разразился отборным русским матом.

Коктейль, который я держал в руке, разлился по телу, на животе остался красный отпечаток от мяча. Женщины, намазывающие друг друга кремом неподалеку от меня, недобро зыркнули в мою сторону. Стряхивая с пуза остатки виски с колой и радуясь, что лед остался в бокале, а не разлетелся по мне, я не сразу заметил, что на меня пристально смотрят.

— Тоже русский? — девушка сделала несколько шагов мне навстречу. — Услышала, как вы ругаетесь… — она улыбнулась. — Приятно слышать родную речь.

— Эм-м… — растерялся я. — Не думал, что кому–то может быть приятно такое.

Она пожала плечами.

— Иностранцы совсем не изобретательны в ругани. А тут — что–то родное.

Она достала из сумки пачку влажных салфеток и протянула мне.

— А я вас знаю? — спросила она с улыбкой и легкой тенью недоверия на лице.

— Это вряд ли, — отозвался я. — И давай на ты.

— Твое лицо… — всматриваясь, произнесла она. — Мы точно не знакомы?

— Не-а. Но думаю, мы сейчас это быстро исправим.

— Твои глаза… — произнесла она, словно меня не слыша. — Мне кажется, я их где–то видела.

Я уже вспомнил ее, сидящую на пляже, гладящую за горизонт, но она, кажется, еще не поняла, где мы виделись.

— Артем, — представился я.

— Алена… — Крохотная ладонь крепко сжала мою руку. — Я рисую, — пояснила она. — В основном портреты людей. Я точно не могла рисовать тебя? Может, не в этом городе, а где–то еще. Может даже несколько лет назад? Я много езжу, и порой развлекаюсь рисованием людей на улицах. Мы могли пересечься даже в другой стране.

— Нет. Что–что, а уж позировать — это точно не мое.

— Катаешься? — спросила она, кивнув в сторону доски. — Волны сегодня чудесные. И солнце не палит. Ты за волнами сюда?

— Я слишком… — с языка чуть не сорвалось «стар для этого дерьма», но вовремя спохватился, это могло прозвучать по–хамски, — я слишком увесистый и, возможно, неуклюжий для таких развлечений.

Она лишь отмахнулась.

— Дело в балансе. Даже медведь в цирке может одолеть одноколесный велик, а ты… — оценивающе пробежалась по мне взглядом, — а ты просто в себя не веришь.