Цикл оборотня (сборник рассказов и повестей)
Шрифт:
Бека положила себе три сосиски, поразмыслила и добавила четвертую. Облила сосиски и фасоль кетчупом, а потом все хорошенько перемешала. Результат несколько напоминал последствия столкновения двух мотоциклов на большой скорости. Она налила себе виноградного сока «Кул-Эйд» из кувшина на столе (Джо пил пиво) и тогда кончиками пальцев потрогала пластырь – она то и дело к нему прикасалась, едва его наклеила. Всего лишь прохладная лента. Это-то нормально… но под ней ощущалась круглая впадина. Дырка. Вот это нормальным не было.
– Просто шишку набила, – пробормотала она опять,
«Ну, аппетита это мне не испортило, что бы там ни было, – думала она. – Да и что его портит? Еще не было такого случая. Когда по радио объявят, что все эти ракеты запущены и близок конец света, я, наверное, буду есть и есть, пока одна не вдарит по Хейвену».
Она отрезала себе ломоть от каравая домашней выпечки и начала подбирать фасолевую жижицу.
При виде этой… этой метки у себя на лбу она тогда испугалась, очень испугалась. Нечего себя обманывать, будто это просто метка, вроде синяка. А если кому-то хочется узнать, подумала Бека, так она им объяснит, что увидеть лишнюю дырку у себя в голове – не самое бодрящее зрелище. Как-никак в голове помещается мозг. Ну а что она сделала тогда…
Она попыталась отогнать эту мысль, но было слишком поздно. Слишком поздно, Бека, бубнил голос у нее в голове – совсем такой, какой был у ее покойного отца.
Она тогда уставилась на дырку и смотрела на нее, а потом открыла ящик слева от раковины, порылась в своей убогой косметике руками, которые словно были не ее. Вытащила карандашик для бровей и снова посмотрела в зеркало.
Она подняла руку с карандашиком, повернув его тупым концом к себе, и начала медленно засовывать в дырку на лбу. «Нет! – стонала она про себя. – Прекрати, Бека, ты же не хочешь…»
Но, видимо, что-то в ней хотело, потому что она продолжала. Никакой боли она не чувствовала, а карандашик идеально подходил по ширине. Она протолкнула его на дюйм, затем на два, затем на три. Она смотрела на себя в зеркале, на женщину в цветастом платье, у которой изо лба торчал карандаш. Она протолкнула его на четвертый дюйм.
Карандаша почти не осталось, Бека, будь осторожна, ты же не хочешь, чтобы он провалился туда и стучал, когда ты будешь ворочаться ночью. Будил Джо…
Она истерически захихикала.
Пять дюймов – и тупой кончик карандаша наконец наткнулся на что-то. Оно было твердое, но легонький нажим создал ощущение губчатости. В тот же миг весь мир обрел пронзительную яркость, позеленел, и кружева воспоминаний заплясали в ее сознании – в четыре года она катается на санках в комбинезончике старшего брата, моет классную доску после уроков, «импала» пятьдесят девятого года ее дяди Бена, запах свежескошенногс сена…
Она выдернула карандашик из головы, судорожно опоминаясь, в ужасе ожидая, что из дырки хлынет кровь. Но крови не было, и не было следов крови на блестящей поверхности карандашика для бровей. Ни крови, ни… ни…
Об этом она думать не будет! Она бросила карандашик назад в ящик и одним толчком задвинула ящик. Ее первое желание заклеить дырку вернулось с утроенной силой.
Она открыла зеркальную дверцу аптечки и ухватила жестяную
И она забыла – во всяком случае, до этой минуты. Она посмотрела на недоеденный обед и с каким-то оглушенным юмором поняла, что ошиблась относительно своего аппетита – кусок в горло не лез.
Она отнесла свою тарелку к мешку для мусора и соскребла в него объедки, а Оззи беспокойно кружил у ее ног. Джо не оторвался от журнала. В его воображении Нэнси Фосс снова спрашивала его, действительно ли язык у него такой длинный, как кажется.
Она пробудилась глубокой ночью от какого-то спутанного сна, в котором все часы в доме разговаривали голосом ее отца. Джо рядом с ней распростерся на спине в своих боксерских трусах и храпел.
Ее рука потянулась к пластырю. Дырка не болела, не ныла, но чесалась. Она потерла пластырь, но осторожно, опасаясь новой зеленой вспышки. Однако все обошлось.
Перекатившись на бок, она подумала: «Ты должна сходить к доктору, Бека. Надо, чтобы ею занялись. Не знаю, что ты сделала, но…»
«Нет, – ответила она себе. – Никаких докторов». Она перекатилась на другой бок, думая, что будет часами лежать без сна, задавая себе пугающие вопросы. А вместо того уснула через минуту-другую.
Утром дырка под пластырем почти не чесалась, и было очень просто не думать о ней. Она приготовила Джо завтрак и проводила его на работу. Кончила мыть посуду и вынесла мусор. Они держали его возле дома в сараюшке, который построил Джо – строеньице немногим больше собачьей конуры. Дверцу приходилось надежно запирать, не то из леса являлись еноты и устраивали кавардак.
Она вошла внутрь, морща нос от вони, и поставила зеленый мешок рядом с остальными. В пятницу или субботу заедет Винни, а тогда она хорошенько проветрит сараюшку. Пятясь из дверцы, она увидела мешок, завязанный не так, как остальные. Из него торчала загнутая ручка, вроде ручки зонтика.
Из любопытства она потянула за нее и действительно вытащила зонтик. Вместе с зонтиком на свет появилось несколько зацепившихся за него побитых молью распускающихся шапочек.
Смутное предупреждение застучало у нее в голове. На мгновение она словно посмотрела сквозь чернильное пятно на то, что скрывалось за ним, на то, что произошло с ней (дно это на дне что-то тяжелое что-то в коробке что-то чего Джо не помнит не} вчера. Но разве она не хочет узнать?
Нет.
Не хочет.
Она хочет забыть.