Циклогексан (сборник)
Шрифт:
– А эта женщина, как ее… скользунка? скользячка?.. ну, в общем, Юлия…
– Что Юлия?
– Чего она искала-то по всем мирам? Твой герой вроде как догадался, но не сказал. А сам-то ты знаешь?
– Сам-то я знаю.
– Ну?
– Понимаешь, у нее ведь феминистские заскоки. Каждый скользун в свободное от работы время ищет наиболее подходящий для себя мир. Конечно, кроме тех, кто уже нашел его. Так вот, Юлия давно и упорно
– Неужели такого мира нет?
– Почему нет? Сколько угодно. Но ей нужно еще одно непременное условие: чтобы при всех распрекрасных качествах мужчины в том мире находились в полном подчинении у женщин. А вот этого не может быть, потому что не может быть никогда. Либо одно, либо другое. Вместе – шиш с маслом. Вот Юлии и попадаются то идеальные, но лишь частично управляемые мужики, то покорные, забитые и подлые рабы. В одну телегу впрячь не можно… В общем-то, несчастная она женщина.
– Так и будет вечно искать?
– Откуда мне знать? Я не пророк. Может, со временем смирится.
– И не жалко тебе ее? Умная красивая женщина…
Вот и пиши после этого беллетристику. Я взорвался.
– Почему красивая? Где сказано, что она красивая? По-твоему, раз попала в книжку, так уже и красивая? Ты мне эти штучки брось! Она несколько мужеподобна, это во-первых. А во-вторых, какая кому радость от ее ума? Женщине нужна мудрость, а совсем не ум. На свете сколько угодно умных стерв, а вот мудрые стервами не бывают…
Ссоры не получилось. Какой женщине приятно расписаться в отсутствии у нее мудрости?
– Ладно уж, теоретик. Может, хоть картошку к ужину почистишь, раз уж все равно бездельничаешь?
– Иду.
И за чисткой картошки вдруг понимаю: могу двигаться дальше.
Какая еще минута на размышление, зачем она? Чтобы исчезнуть, нам хватило бы и доли секунды, а чтобы уйти с комфортом, забрав технику и договорившись о новой точке рандеву, – секунд пяти, да и того много. Так что мы не торопились. Балыкин даже осведомился с прищуром, кто это забыл следить за периметром.
Отвечать ему не стали.
Уходили врассыпную. Я скользнул в Степь – знакомый мир, отличающийся двумя полезными качествами: хорошим обзором во все стороны и малолюдностью. Если заниматься только кочевым скотоводством, то большой плотности населения ждать не приходится, а туземцы только скотоводством и занимались. Может, тысячу лет, а может, и двадцать тысяч. Жизнь кочевника – чем не жизнь? Перегоняй скот, жуй вареную баранину, пей кумыс, пой в седле заунывные, как сама степь, песни, а если голод – собери дюжину молодцов и отбей стадо у соседей. Свобода!
Мне только и надо было, что пройти пешком около километра, после чего вернуться в Малину. Направление я знал. Солнце стояло высоко и припекало порядочно, а трава под ногами была прошлогодняя – сухое бурое мочало. Так в любой степи, хоть в этой, хоть в земной, начинается весна – снег напрочь стаивает за считаные дни, его уже нет, и скоро, очень скоро попрет молодая трава, коврами лягут цветы, и уже сейчас тепло так, что любой северянин не постеснялся бы сравнить эту раннюю весну с северным летом к невыгоде последнего…
Довольно сильный, но теплый ветер дул мне в лицо, норовя запорошить глаза пылью и травяной крошкой. Подскакивая, как мячи, катились сухие шары перекати-поля. В ушах завывало. Из-за ветра я не сразу услышал стук копыт за спиной, но оглядываться время от времени не позабыл – и очень хорошо сделал.
На меня галопом мчался всадник.
Расстояние было еще велико – сотни полторы шагов, а то и больше. Поняв, что обнаружен, всадник перевел коня на шаг. Неизвестно для чего я вынул пистолет и помахал им над головой. Понял ли всадник, что я вооружен, – не знаю, но во всяком случае он понял, что я его не боюсь. Тогда он привстал в стременах и начал раскручивать что-то над головой.
Вж-ж-ж… чпок! Небольшой округлый камень сердито прожужжал мимо моего уха и выбил из сухой травы фонтанчик пыли. Праща! А я-то ожидал лука или сабли!
Всадник вновь завертел ремнем над головой. Во время этого занятия с него слетела шапочка, и роскошные черные волосы рассыпались по плечам. Вон оно что. Женщина!
– Александр Дюма-внук, «Дама с каменьями», – пробормотал я, готовый отпрянуть в сторону, как только в мою сторону будет пущен очередной гостинец. – Не хватало еще призрака Дюма-отца…
Оп! Уйдя с траектории второй каменюки, я сделал то, что делали все белые сахибы, не желающие, чтобы им докучали дикари, – выстрелил в воздух. Подействовало. Всадница унеслась прочь, не забыв, правда, подхватить с земли свою шапочку. Некоторое время я еще мог видеть стелющийся за всадницей пыльный хвост. Валяйте, леди. Приведите сюда всех мужчин стойбища, чтобы разобрались с пришельцем. Да только он не станет вас ждать.
Пройдя намеченный отрезок пути, я скользнул обратно в Малину и далее шел по ночной… нет, не могу назвать Москвой этот город! Нет сомнения, московские ночные закоулки не лучшее место для прогулок, но здесь… Низшая категория преступного мира как раз вышла на работу. Дважды меня пытались ограбить, и я отбился только благодаря урокам, полученным некогда в спаррингах со Степаном (ох, и швырял он меня!). То и дело какие-то оборванцы с волчьими глазами катили тележки на больших колесах, прикрытые сверху дерюгой, – не иначе транспортировали слам к скупщику. В форточке на третьем этаже застрял форточник – зад и ноги снаружи, остальное внутри. Его подельник чесал репу внизу – помочь дружку или смыться? Я дал ему несколько дельных советов по технике преодоления вертикальных стен.
Все это была мелочь, килька. Снетки. Настоящий вор Малины респектабелен, уважаем и в чужие форточки не просачивается. Не комильфо. Да и брюхо не позволит. Ему самому несут и еще умоляют не побрезговать. В ночных переулках мне реально следовало опасаться только отморозка-мокрушника, которому, по местным понятиям, уже некуда падать дальше и который сначала бьет ножом под ребра, а потом уж грабит. Но не мокрушникам учить скользунов бдительности.
– Итак, внимание! – провозгласил Балыкин. – Начинаем, едва рассветет. Наша основная задача – не давать, понимаете ли, службам безопасности, всем, сколько их тут есть, ни минуты передышки. Пусть побегают. И пусть запаникуют…