Циклоп
Шрифт:
Собрав листы в папку, она протянула диссертат вскочившему Натану.
— Трех дней вам хватит?
— Вполне. Благодарю вас, мистрис Станца…
Уходить отчаянно не хотелось. Дуэль, вспомнил Натан. Завтра на рассвете. Донесут; отцу наверняка донесут. Он нас обоих убьет. Меня — первого, потому что я — старший…
— С вами все в порядке?
— Что? Да, спасибо. Я только… — взгляд юноши упал на яростно стрекочущую машину. — Что она считает? Если, конечно, вы сочтете возможным…
— Это не секрет. Если хотите, задержитесь до окончания расчета.
— С удовольствием!
Долорес шагнула к машине:
—
— Разумеется! Первые создали Вторых около пятисот миллионов лет назад и «ушли в камень»: в мантию и ядро. Вторые — «холмы-циклопы» — создали нас, людей, и тоже «ушли в камень»: в литосферу планеты. Чтобы не влиять на наше развитие, как Первые отказались влиять на них. Ушли они не сразу, потому и сохранились их изображения рядом с людьми…
Он умолк, чувствуя себя полным дураком. Щенок принес брошенную хозяйкой палку. Можно претендовать на косточку.
— Теория планеты-кристалла вам тоже известна?
— Нам читали на втором курсе. Наша планета — гигантский кристалл, чья топология изменилась, когда Первые «уходили в камень».
— Теперь наложим гипотезу на теорию…
Стрекот машины замедлился. Из щели печатающего устройства поползла бумажная лента. В ноздри ударил запах свежей типографской краски.
— Момент истины, — в голосе Долорес звенело напряжение. — Я получила данные, которых мне не хватало. Замеры напряженности инфо-поля и гравитации, данные топографических съемок…
Схватив ленту, мистрис Станца кинулась к столу, где стоял глобус из полированной яшмы. В руке ее возник жезл-модулятор с рубином в навершии. Губы Долорес шевельнулись, выпевая сложную форму тройного соответствия; жезл запорхал над лентой. Знаки на бумаге вспыхнули и роями искрящихся мошек устремились к пришедшему в движение глобусу. Через минуту лента опустела. Рубин модулятора коснулся малахитовой шишечки, фиксировавшей ось глобуса. На глобусе проступила сетка светящихся линий. Их пересечения вспучивались и опадали, линии текли по поверхности планеты, уходя вглубь и вздымаясь острыми ребрами.
— Смотрите! Так менялась земля. Начальная точка — пятьсот миллионов лет назад, момент первого ухода…
— Но ведь считается, что с тех пор планетарный кристалл остается неизменным!
— Как видите, это не так.
— А конечная точка? Момент предполагаемого зарождения человечества? Уход Вторых?
— Конечная точка — сегодня и сейчас.
Глобус продолжал меняться. Близ полюса загорелись ряды цифр, ведя обратный отсчет. В районах узлов вспыхнули алые пятнышки, расползаясь в разные стороны.
— Места тектонических сдвигов. Районы наибольших напряжений земной коры…
— …и информационных полей планеты! Они же — районы зарождения человеческих цивилизаций!
— Верно, — кивнула Долорес.
— Значит, Ушедшие не спят в камне! Не застыли в виде чистой информации? Они продолжают мыслить, действовать, преобразовывать наш мир! Они — это и есть планета! Создав нас, они до сих пор… Они никуда не ушли!
Натан весь дрожал.
— Кстати, — спросила мистрис Станца, — чем вы собираетесь заняться по окончании университета?
4.
Спрыгнув с лошади, Натан набросил поводья на ветку яблони. Ноги устали и подгибались. В висках стучали упрямые молоточки. Глупо было не спать всю ночь. Глупо было скакать перед дуэлью. Впрочем, что сегодня
Эрик ждал его у фонтана.
Из кувшина, который мраморная нимфа держала на плече, лилась вялая струйка воды. Стены башни — верней, развалины — в этом месте изгибались раковиной, давая приют крохотному палисаднику и двум скамейкам. Цветы, игнорируя клумбу, росли везде — узники, сбежавшие из тюрьмы. На них сыпался яблоневый цвет. Мама, вспомнил Натан. Ребенком она водила меня сюда. Смотри, сынок, говорила мама. Это великое место. Тут жила Инес ди Сальваре, чье имя носит университет. Я кивал, смотрел во все глаза и не видел ничего великого. Руины, где живет хромой, вечно пьяный сторож. Три сестры-яблоньки. Фонтан. Палисад и фонтан восстановлены за счет казны; руины декорированы благотворителями. Уже позже, выяснив, за что имя ди Сальваре присвоено университету, я заодно выяснил, что окрестности знаменитой башни — излюбленное место студентов, решивших выяснить отношения с клинками в руках. Отсюда возвращались со шрамами на лице и дырками в теле; случалось, что и не возвращались.
— Я взял, — вместо приветствия сказал Эрик. — Вот.
Он показал брату две рапиры без ножен. Натан узнал рапиры. Легкие, гибкие, с решетчатыми корзинками вокруг рукоятей. Дома, в фехтовальном зале, Эрик выигрывал у Натана три схватки из пяти. «Много думаешь, — бранил наследника отец, улыбаясь. — Умники гибнут первыми…»
Сняв сюртук, Натан остался в сорочке. Драться они договорились без секундантов, не желая предавать огласке свою дуэль. Ждать было некого. Повертев сюртук в руках, юноша бросил его на ограду палисадника. Топнул, проверяя, скользят ли подошвы сапог, и взял у Эрика рапиру. Пока Эрик раздевался, в ушах Натана звучало аллегро из концерта дер Кюнста для фагота с оркестром. Он всегда слышал это аллегро перед тем, как наделать глупостей. Хриплый фагот несся в атаку, скользя по гребням струнных, и кровь закипала в жилах.
— Начнем? — спросил Эрик.
Вместо ответа Натан принял стойку.
Напротив стоял чужак. Младший брат куда-то делся, вместо него рапиру держал человек, похожий на отца, только без отцовской ласки во взгляде. Он меня убьет, подумал Натан. Нет, это я убью его. Юноша не знал, что страшнее. Твоя Долорес, вспомнил он. Эрик всегда дразнил меня: «Твоя Долорес…» Я обижался, сердился и не видел главного. Сейчас вижу. Чужой человек хочет убить соперника. Гордый, кичащийся происхождением Эрик и самому себе не признался бы в том, что с легкостью говорила вслух половина студентов на каждом курсе. Великий Митра, что мы делаем?
Клинки скрестились.
Фагот звучал все громче. Струнные бесились; скрипки белыми гребнями порхали над волнами баритон-виол. Натан сдерживался, пробуя защиту брата. Сдерживался и Эрик, двигаясь с медлительностью, мало свойственной его порывистой натуре. Это не могло продолжаться долго. Правый кварт. Укол в секунду. Финт, ангаже; ремиз. Музыка рвалась в зенит. Звон литавр; звон рапир. Скрипка-прима хлестнула яростным пассажем. Натан едва увернулся. Опоздай он, и клинок рассек бы ему скулу. Рискни он, и его собственный клинок вошел бы брату под ребра. Вольт; еще один. Фланконад под руку, в бок. Эрик отступил. Увлекаемый боем, Натан шагнул вперед, но брат отступил снова. Он смотрел поверх Натанова плеча, в сторону городской окраины, где, как знал Натан, сгрудились корпуса красильной фабрики.