Циклопы
Шрифт:
Борис проявил тактичность. Решил, что генерал сам справиться с желанием — прикончить негодяя Коваля собственными руками. Остынет понемногу. Глупо тратить остаток жизни на свары, месть и тюрьмы…
Напротив генерала стояла невероятная компания с растерянными лицами (и одной мордочкой), в глазах у Зои блестели слезы. Лев Константинович скривился, потер скулу:
— Мне надо позвонить дочери, сообщить…, - проговорил Потапов и, встав, прошел в кабинет к домашнему телефону.
Завьялов деликатно спрятался внутри чужой души, представил как будто уши затыкает и зажмуривается.
И действительно —
«Открыв глаза» увидел, что Лев Константинович стоит напротив зеркала: невесело помолодевшее лицо разглядывает. «Что, Борька. Удивится Танечка, когда отца таким увидит?»…
Генерал уже почти отошел от опасного для двух разбалансированных интеллектов зеркала, один последний, мельком, взгляд на его поверхность бросил…
И тут же упал на пол, закатился под письменный стол!
Завянь только успел удивиться — чего это на лбу пенсионерского лица появилась крошечная красная точечка? — а генерал, еще даже на пол не упав, уже орал:
— Кеша!! Зоя!! отходите от окон, прячьтесь по углам!! Нас обстреливают!!
В крик вмешался звон разбитого стекла: в окне появилась небольшая аккуратная дырочка в окружении тонюсеньких трещинок. В стене напротив окна возникло жутковатое пулевое отверстие…
Лев Константинович, скорчившись под столешницей, поскреб ногами, чуть выдвинулся наружу, протянул невидимую нить от дырки в стекле до отметины в стене. Мгновенно прикинул направление полета пули…
И начал действовать.
Завянь почувствовал себя горошиной в огромной трясущейся погремушке! Бывший партизан перекатился по полу веретеном, добрался до двери, на корточках выскочил в гостиную, присел:
— Все в порядке? — спросил ошалевших гостей, наверняка услышавших и звон разбитого стекла и мягкий, чмокающий шлепок пули о стену. — Замрите и не шевелитесь. Я быстро.
Придерживаясь мебельных укрытий, Лев Константинович в два огромных, совсем тигриных прыжка добрался до прихожей! Там встал во весь рост, взял с полки, упрятанный шарфами пистолет: «Замри, Борька. Тебя тоже, типа — нет». Побежал на кухню, где одним сильным рывком открыл окно и ловко выкатился наружу.
Завянь уже казался себе на американских горках! Сидел, виртуально вцепившись в поручни кресла-кабинки, чувствовал, как от перепадов высоты и генеральской прыти — дух захватывает!
Немного затошнило. Завянь понадеялся, что это тоже — виртуальное впечатление, навеянное страхом и скоростью передвижений. Лев Константинович, на мягких тигриных лапах скакал к забору, разделяющему его участок с нежилым соседским. Попутно, скорее по образовавшейся привычке, с Борисом разговаривал:
«Тут бабушка одна недавно померла, — сказал, перепрыгивая высоченный, более чем двухметровый забор (Завянь отметил, что надо бы взять на вооружение подобную технику преодоления препятствий), — родня все никак наследство не поделит, дом заброшен…»
Генерал пружинисто приземлился между смородиновых кустов, согнулся, побежал к воротам через сухие заросли разросшегося чертополоха, к заржавелой полоске внутренней
Перенервничавший Завьялов отважился задать вопрос:
«Лев Константиныч, мы куда бежим-то?!»
«К елке, Боря, к елке, — с поразительной, отрешенной невозмутимостью сообщил разведчик. — Я видишь ли, Бориска, чисто машинально господствующие высоты отмечаю, определяю вероятные снайперские лежки… — Лев Константинович потянул за щеколду, открыл в непроницаемых, глухих воротах крохотную щелку, вылез, п р о с о ч и л с я на улицу. — Копаюсь, понимаешь ли, в огороде, — продолжил чуть пыхтя, — гляжу: ага, а вон на той высокой елочке удобное местечко есть… Березки-то тоненькие, веточки у них прозрачные… Старая высокая елка, Боря, единственное место, откуда мог вестись обстрел по кабинету либо гостиной».
Лев Константинович одним прыжком преодолел открытый участок от ворот до зарослей деревьев. Прижался к раскоряченному березовому стволу… осторожно выглянул…
Теперь Завьялов чувствовал себя участником киношного боевика. Переходя от ствола к стволу, то пригибаясь, то распрямляясь, то притворяясь деревом, разведчик шел к намеченной цели: высоченному огромному пятну густой разлапистой ели, хорошо заметной в прозрачном осеннем березняке.
До елки оставалось не более семи метров… Потапов распрямился, вышел прямо к лапам, совершенно не таясь.
«Опоздали мы, Бориска, — сказал, присаживаясь на корточки, трогая след от ботинка на влажной земле под могучими нижними лапами. Отпечаток получился таким четким, словно человек с верхушки приземлялся. — Ушел наш снайпер, Боря. — Лев Константинович подобрал с земли колючую веточку. Понюхал обломанный конец, пальцем по нему провел… — А он, пожалуй, здесь с раннего утра сидел, — сказал задумчиво. — Если не с ночи… И внезапно усмехнулся: — Никогда не думал, что отказ от курения реально жизнь удлиняет…»
«В смысле?» — уточнил Борис.
«Эх, новобранец-баранья-голова, — хмыкнул генерал. — Ты разве не заметил, что мы сегодня ни разу на крыльцо не сбегали?.. Твое влияние, Бориска, начинает благотворно сказываться — я сегодня еще ни одной папироски не выкурил. А если б выкурил… Беседовали бы мы с тобой, Борька, уже на небесах. Так-то вот».
«Да ну?!» — от представленной заоблачной беседы, Завянь мороз продрал по коже.
«Точно, точно, — оглядывая подступы к дереву, разглаживая примятые травинки, подтвердил Потапов. — Эта лежка точнехонько на двор выходит. Если бы я покурить вышел или в огород… Ох, — генерал распрямился, прищурился в березняк, доходящий до автострады, вздохнул всей грудью: — А к окну гостиной я подошел только один раз. Но в тот момент от забора полицейская машина отъезжала, о н — не решился выстрелить».
«Так ты и на крыльцо выходил, — напомнил Боря. — Когда ментов встречал».
«То-то и оно, что — ментов, один из которых в форме был, встречать ходил. Киллер же не дурак, Бориска, чтоб при таких свидетелях обстрел открыть».
Генерал обошел дерево кругом, подобрал какой-то окурок, помял его в руках и выбросил: «Размок совсем, давно лежит, значит — чужой. — Постоял немного, всматриваясь вдаль, продолжил: — А киллер, Боря, пуганый, ученый. Знал — на к о г о оправили. Иначе — не ушел бы».