Цимбелин
Шрифт:
(Уходит.)
Поле сражения между британским и римским лагерями. Входят с одной стороны Луций, Якимо и римское войско, с другой стороны — британское войско. За ними следует Постум как простой воин. Они проходят через сцену. Затем входят, сражаясь, Якимо и Постум. Постум побеждает Якимо, обезоруживает
Якимо
Великий грех отяготил мне душу
И мужества лишил. Оклеветал
Я женщину, британскую принцессу,
И воздух здешний, словно мстя за это,
Все силы отнял у меня. Иначе
Как мог меня, искусного в бою,
Сразить простой мужлан? Мой сан и званье —
Стыда источник ныне и страданья.
Британия! Коль рыцари твои
Еще сильней, чем этот раб убогий,
То мы ничтожны, а британцы — боги!
(Уходит.)
Битва продолжается. Британцы бегут. Цимбелин захвачен в плен.
Входят, спеша ему на помощь, Беларий, Гвидерий и Арвираг.
Беларий
Стой! Все назад! За нами поле битвы!
Теснина — наша! Нам страшна лишь трусость!
Позор бегущим! Стой!
Гвидерий и Арвираг
Назад! Сражайтесь!
Входит Постум и бьется на стороне британцев; они освобождают Цимбелина и уходят. Входят Луций, Якимо и Имогена.
Луций
Прочь с поля битвы, мальчик, жизнь спасай!
Свои своих разят, полны смятенья;
Бой ослепляет разум.
Якимо
Подошло
К ним подкрепление.
Луций
Как странно бой
Вдруг обернулся! Если помощь к нам
Не подоспеет — отступать придется.
Уходят.
Другая часть поля сражения.
Входят Постум и британский вельможа.
Вельможа
Оттуда
Постум
Да.
А вы из беглецов, как видно?
Вельможа
Да.
Постум
Винить вас трудно. Нам конец пришел бы,
Не помоги нам небо. Сам король
Уже отрезан был; ряды смешались;
В теснине узкой можно было видеть
Лишь спины отступающих британцев.
Резню противник начал, кровь почуяв
И видя пред собою больше жертв,
Чем он имел мечей; кто был изрублен,
Кто ранен, кто перепугался насмерть.
В теснине выросла гора убитых
И трусов, в спину раненных, которых
Позорный ждал конец.
Вельможа
Где та теснина?
Постум
Близ поля битвы, между двух откосов.
В теснине этой вдруг старик явился —
Отважный воин, подвигом своим,
Свершенным для отчизны, доказавший,
Что дожил он недаром до седин.
С ним было двое юношей, которым
Пристало бы скорей играть в пятнашки,
А не участвовать в бою кровавом;
Их лица, словно девичьи, скрывать
От холода должна была бы маска —
Они ж загородили вход в теснину,
Крича бегущим: «Жизнь спасает бегством
Олень, а не солдаты! К черту трусов!
Назад! Не то мы римлянами станем
И, как скотов, вас будем бить за то,
Что вы бежите, как скоты. Назад!
Лицом к врагу! Спасенье только в этом!»
Да, эти трое стоили трех тысяч.
Три смельчака таких в бою дороже,
Чем рать бездельников. И с криком «Стой!»,
Проходом узким пользуясь искусно,
Еще искусней доблестью своей,
Способной прялку превратить в копье, —
Они зажгли огонь в погасших взорах;
Проснулся у бегущих стыд, а с ним
И мужество вернулось и отвага;
И те, кто струсил, глядя на других
(Будь проклят тот, кто первым дрогнет в битве!).
Вернулись вновь и бросились, как львы,
На вражьи копья. Дрогнул неприятель,
Нарушил строй, и началось смятенье;
И те, кто прежде шли вперед орлами,
Теперь назад бежали, как цыплята.
Переменилось все в одно мгновенье —
Вдруг стали победители рабами.
К сердцам бегущих отыскал дорогу
Зов, брошенный им вслед, и трус недавний,
Воспрянув духом, стал полезен нам,
Как иногда сухарь в походе тяжком.
О небо! Как ударили британцы
На мертвых, раненых, живых, своих же,