Цирк кошмаров
Шрифт:
– Теперь осталось решить задачу номер два, то есть определить, является ли наш Квазимодо плоть от плоти мадам Аль-Каддур? Сама госпожа Моник уверена в этом, но я считаю, что лучше все же проверить. Материнский инстинкт, как говорится, одно, а факты – совсем другое. Так что насчет проверки? – Серж повернулся к Алисе. – Скажите, мадемуазель, вы сможете это сделать?
Алиса замялась.
– Серж, не хочу вас расстраивать… Но брать что-то с собой в сон я не умею… То есть тащить с собой все эти ваши колбочки-шприцы-пробирочки у меня не получится. Может быть, вам хватит того, что я смогу принести из сна?
Серж очень серьезно посмотрел в глаза Алисе.
– Вы очень умная девушка, Эллис! Этого хватит! Попробуйте.
Серж еще походил по номеру, а потом присел на подлокотник кресла.
– Ребята, ситуация складывается такая. Этот центр оздоровления, похоже, финансируют независимо друг от друга множество структур. И каждая структура имеет свой, узкоспециализированный интерес. Поэтому поднять скандал нам не дадут, и не надейтесь. Профессор Ланской пожертвует всем персоналом и материалами, лишь бы не допустить огласки. Нужно придумать что-то такое, чтобы прикрыть этот центр, но так, чтобы никто никому не смог бы предъявить претензий. Вот так-то…
После этого разговора Алиса долгое время провела в трансе. Она общалась с Квазимодо, и из его путаных слов поняла, что, во-первых, ему стали колоть какую-то гадость, постоянно держащую его на грани сна и бодрствования, а во-вторых, в клинике готовятся к какому-то эксперименту, главным подопытным в котором должен стать Квазимодо. Вероятность остаться в живых у малыша есть, но, похоже, его жизнь в серьезной опасности… Алиса, как могла, утешала ребенка, обещала, что всё будет хорошо и она попробует помочь. Квазимодо уже почти совсем успокоился. В этом месте Алису выкинуло в реальность, и больше связаться с Квазимодо она не смогла.
Весь долгий день и всю ночь Алиса пыталась отыскать Квазимодо, и всё напрасно. Малыша как отрезало. Алиса сдалась и провалилась в сон без сновидений. Нужно все-таки и отдохнуть.
Может быть, в этом виновата постоянная тревога, может быть, частые хождения по снам, но Алиса все яснее понимала, что силы уходят словно вода в песок. По утрам вместо бодрости она ощущала усталость, под глазами появились темные круги, а мама стала серьезно переживать за дочь, которая могла погрузиться в прострацию буквально в любую минуту, даже посреди разговора. Вот сидят они за завтраком, Алиса ест мюсли с молоком и вдруг, посреди реплики, замирает, уставившись куда-то в пространство остекленевшими глазами. А еще она начала путаться, где находится и что происходило во сне, а что наяву.
Однажды она чуть не свела с ума свою подругу и соседку по парте Олю, уверяя, что они вместе побывали на литературной олимпиаде, которая должна была состояться только на следующий день. Алиса детально описала зал, в котором проходило мероприятие. Но самое смешное случилось, когда олимпиада все-таки состоялась и Ольга убедилась, что зал в точности соответствует описанию – от желтого паркетного пола до зеленых занавесок.
– Ты меня разыграла! Ты просто бывала здесь раньше! – обиженно заявила подруга.
Алисе оставалось только выкручиваться, соврав, что все так и было.
Сны все активнее вторгались в ее реальность.
В тот день, на конкурсе, Алиса только успела выступить с чтением стихотворения и вернуться на свое место, как вдруг почувствовала, что Квазимодо ее зовет! Девушку так стремительно перебросило из реальности в мир снов, что ей показалось, будто ее силой втащили туда за руку. Вот только что она видела стол, за которым сидело жюри, и своих товарищей, и вдруг перед ней оказался Квазимодо. Его ментальный натиск был столь сильным, что у Алисы сразу разболелась голова. К своему удивлению, Алиса разобрала понятия «больно», «страшно», «помоги», «хочу в никуда». Это последнее ударило Алису сильнее всего. «Хочу в никуда» – это желание умереть… Алиса бросилась к малышу.
Он казался абсолютно материальным. Алиса чувствовала биение крови в выступающих из-под кожи венах, судороги, сотрясающие изуродованное тельце, и наливающееся дурной кровью родимое пятно на правом предплечье. Девушка, как тогда, с отцом Олега, очутилась за пределами сна, в палате, где действительно находился несчастный ребенок.
Квазимодо бился в конвульсиях, его тело скручивала жестокая боль, горло малыша давно охрипло и могло исторгать только слабые стоны. Алиса обняла ребенка и вдруг явственно почувствовала упругие трубки, идущие к его телу. И по одной из этих трубок текло то, что могло убить десяток взрослых людей, если бы у тех хватило дури подключиться к этому дьявольскому трубопроводу.
Ощутив неимоверную боль Квазимодо, Алиса взбунтовалась.
– НЕТ! ОСТАВЬ ЕГО В ПОКОЕ!
Напрягшись, она изо всех сил рванула трубку.
Ну и пусть Алиса находилась по ту сторону реальности – она ОЧЕНЬ хотела не допустить проникновения яда в искореженное жалкое тельце, и она добилась этого. Игла вылетела из тела, и аппарат, к которому был подключен Квазимодо, вдруг тонко и противно запищал.
Девушка не успела обрадоваться собственной победе, когда в палату вбежала медсестра – немолодая грузная женщина с простым топорным лицом и темными, щедро сдобренными проседью волосами. Алиса уже видела ее в воспоминаниях Квазимодо.
– Ах ты боже мой! – воскликнула сиделка, всплеснув руками. – Как же это он смог вырвать?
Она устремилась к аппарату с явным намерением вернуть иглу в руку малыша.
– Не трогайте его! – девушка бросилась ей наперерез, пытаясь остановить, но сиделка даже не заметила препятствия, шагнув сквозь Алису, как через туман.
Вот оно, оказывается, как – быть привидением. Все ясно видишь, но ничего не можешь сделать. Боль, отчаяние, злость наполняли Алису до краев. Зачем она здесь, если обречена быть лишь бесполезным и бессильным свидетелем? Неужели ничто не спасет и так настрадавшегося малыша – сейчас, когда его судьба может измениться к лучшему, когда он находится всего в шаге от спасения?
Сиделка взялась за иглу и вдруг замерла, словно парализованная.
Алиса с удивлением посмотрела на Квазимодо и увидела, что его рука поднята, а пальцы согнуты, словно он держит чью-то невидимую руку.
С минуту женщина стояла неподвижно с застывшим, будто во сне, лицом, а потом сцедила смертоносную жидкость и вылила ее в раковину, находящуюся здесь же, в углу палаты.
– Ну вот, – пробормотала она, глядя на пустой сосуд для внутривенных вливаний, – инъекция сделана, все как хотел профессор.