Цирк

Маклин Алистер

— Он меня и назначил. Но мою кандидатуру предложил доктор Харпер. Он очень настаивал, чтобы именно я отправилась в это путешествие.

— Могу поклясться, что так и было.

— Что это должно означать?

— Мои поздравления доктору Харперу. У него безупречный вкус. Кто такой Чарльз?

— Просто Чарльз.

— У этого «просто Чарльза» есть фамилия.

— Почему бы вам не спросить его самого?

— Он мне все равно не скажет. Я надеялся на вас.

— Вы же знаете, нам не положено разглашать подобные сведения.

— Ха,

мне это нравится! Я рискую ради ЦРУ своей дурацкой жизнью, а они не доверяют мне даже такую немудреную информацию. Я-то надеялся, что хотя бы теперь уже могу доверять вам, а вы можете доверять мне. Похоже, я ошибся — во второй раз, между прочим. Вы готовы послать меня на смерть, но не готовы сказать мне даже это. Вера, доверие, верность — это ведь великие ценности, не правда ли? Или были таковыми. Похоже, в наше время от всего этого не много осталось.

— Его имя — адмирал Джордж Чарльз Джемисон.

Бруно посмотрел на девушку долгим взглядом, потом медленно расплылся в широкой улыбке, преобразившей все его лицо. Мария отняла руку и сердито посмотрела на него. За своим столом Кан Дан подтолкнул локтем Робака и Мануэло, и все трое с интересом принялись наблюдать за происходящим.

— Вы ужасный тип! Вы лживый, хитрый, лицемерный человек — если, конечно, еще достойны звания человека! И вы имеете наглость спрашивать меня, всегда ли я играю роль? Даже если и так — хотя это вовсе не так — то до вас мне далеко! Почему вы так поступаете? Я это ничем не заслужила!

Робак заметил:

— Она с каждой минутой злится все больше.

— Плохо же ты знаешь человеческую натуру! — сказал Кан Дан. — Не пройдет и полминуты, как он сделает ей предложение.

Бруно сказал:

— Прошу меня простить, но я был вынужден это сделать.

— Чтобы выяснить, доверяю ли я вам?

— Это чрезвычайно важно для меня. Умоляю вас, простите меня. — Бруно снова взял Марию за руку, на этот раз без сопротивления с ее стороны, и внимательно осмотрел безымянный палец. — Тут явно чего-то не хватает.

— Чего?

— Вы помните, что мы должны делать вид, будто влюблены друг в друга?

— Я помню. — Мария помолчала, потом нерешительно спросила: — Вы думаете, что нам пора перестать притворяться?

— Не думаю, а уверен. Ты любишь меня, Мария?

Вопрос был задан шепотом, но ответ последовал немедленно:

— Да. — Девушка посмотрела на свою левую руку и улыбнулась. — Тут действительно чего-то не хватает.

Кан Дан с облегчением откинулся на спинку стула.

— Ну, что вам говорил дядюшка Кан Дан? Кому-то пора угостить меня пивом.

Бруно спросил:

— Ты уверена?

— Даже очень умные мужчины задают порой идиотские вопросы. Разве ты сам не видишь?

— Кажется, вижу. По крайней мере, надеюсь, что вижу.

— Я уже давно люблю тебя. — Улыбка исчезла с лица Марии. — В самом начале я часто смотрела, как ты с завязанными глазами выступаешь на трапеции. Через некоторое время я уже

не могла на это смотреть и выходила из зала совершенно больная. Теперь я вообще не могу себя заставить зайти в зал, и все равно мне нехорошо. На какую-то долю секунды раньше или позже… — Мария замолчала. Глаза ее наполнились слезами. — Но даже снаружи я все равно слышу музыку, твою музыку, и когда она начинается, у меня внутри все обмирает.

— Ты выйдешь за меня?

— Конечно, выйду, балда ты этакий! — Она теперь плакала, не стесняясь.

— Ну все, хватит ругаться. И обрати внимание: трое моих приятелей наблюдают за нами с большим интересом. Мне кажется, они заключают в отношении нас пари. Думаю, что мне не поздоровится, если мы не оправдаем их ожиданий.

— Я их не вижу.

Бруно подал девушке платок, и она вытерла слезы.

— Похоже, они и в самом деле настроены решительно. — Бессознательно смяв в руке платок, Мария посмотрела на Бруно. — Я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж. Это звучит очень старомодно, да? Я бы завтра же вышла за тебя, но не могу стать женой величайшего воздушного гимнаста на свете. Не могу. Надеюсь, ты понимаешь почему. Ты же не хочешь, чтобы я всю жизнь умирала?

— Это было бы плохо для нас обоих. Да-а, век живи — век учись. Я-то думал, что шантаж обычно начинается после свадьбы.

— Ты живешь в странном мире, Бруно, если считаешь, что честность и шантаж — одно и то же.

Бруно задумался.

— Ты можешь выйти замуж за бывшего величайшего воздушного гимнаста.

— Бывшего?

— А что? Никаких проблем! — Бруно взмахнул рукой, словно отметая препятствие. — Я сожгу за собой трапецию… то есть мосты, как гласит пословица.

Мария удивленно посмотрела на него.

— Вот так вот просто? Но это же твоя жизнь, Бруно.

— У меня есть и другие интересы.

— Какие?

— Когда станешь миссис Вилдерман, тогда и расскажу.

Когда еще это будет! Может быть, никогда. — Матримониальные вопросы явно интересовали девушку гораздо больше, чем поиск других занятий для будущего мужа.

— Можно пожениться послезавтра.

Мария снова уставилась на Бруно:

— Ты хочешь сказать, здесь? В этой стране?

— Упаси господи! Нет. В Штатах, по специальному разрешению. Можем вылететь завтра первым же самолетом. Никто нас не остановит. У меня куча денег.

С трудом переварив эту идею, Мария убежденно заявила:

— Ты сам не знаешь, что говоришь.

— Бывает и такое, — согласился Бруно. — Но только не сейчас. Я знаю, что говорю, потому что — и это не преувеличение — знаю, что мы в смертельной опасности. Уверен, что за мной следят. И более чем уверен, что за тобой тоже. Сегодня вечером за нами был хвост. Я не хочу…

— За нами следят? Откуда ты знаешь?

— Знаю. Потом расскажу. Но я не хочу, чтобы ты погибла. — Бруно задумчиво потер подбородок. — Если уж на то пошло, мне и самому не хочется умирать.