Цитадель Гипонерос
Шрифт:
— Сколько еще времени, Харп? — нервничает управляющий Жиль.
— Десять минут…
— Она не рискует попасть под взрывную волну?
Гэ соскальзывает в скафандр. В шлюз катапультирования избранную, управляющего и техника сопровождают всего четверо. Остальные остаются в коридорах, все они берут друг друга за руки, образуя длинную человеческую цепь, растянувшуюся на четыре корабля. Гнев, бунт, отчаяние вытеснены серьезностью и спокойствием. Они запевают гимн возвращения, и никогда еще песня надежды не звучала с такой силой в «Эль-Гуазере».
— Не знаю, — сипит Харп.
Теперь он жалеет, что предложил свой скафандр избранной. Если он и следовал учению Маа и провидиц, то прежде всего потому, что одарен от природы бунтарским духом, потому, что на такой манер самоутверждался внутри касты. Он уже не может отступить — пленник своего слова, заложник
Она видит, как их фигуры покидают шлюзовую камеру, круглая дверь закрывается. К ней внезапно приходит ощущение огромной скорости, и она выносится в пустоту. Скафандр, толкаемый своим двигателем, быстро удаляется от вереницы звездолетов — вытянутой серой массы, которая быстро уменьшается в поле ее зрения, — и движется к бело-голубому полумесяцу Земли. Ее угнетает чувство одиночества.
Грозный взрыв озаряет космос, сграбастывает скафандр своими могучими вихрями. Двигатель завывает, набирает обороты, чтобы его не снесло огненным дыханием. Гэ не успевает оплакать судьбу пассажиров «Эль-Гуазера», как вторая волна взрывов — вдалеке — испещряет небесную равнину роскошными световыми букетами. По мере того, как пылающие обломки кораблей и шаттлов разбегаются по темному фону неба, словно шальные кометы, она понимает, что осталась единственной выжившей среди изгнанников, последним осколком великой мечты «Эль Гуазера».
Скафандр стремительно приближался к земле, и все же в небе его движения вперед не чувствовалось. Гэ инстинктивно напрягла мышцы, чтобы подготовиться к удару. Температура внутри небольшого металлического агрегата быстро повышалась, и ее пропотевшее платье липло к груди, животу, тазу, к ногам. Она подумала, что вот-вот врежется в землю, на которую так страстно желала ступить. Внезапное усиление жара напомнило ей о мытарствах, которые она пережила чуть раньше, когда входила в атмосферу планеты.
Пустотный костюм решительно пикирует к синей поверхности, по которой бегут белые полосы. Его двигатель теперь пронзительно завывает. До сих пор система вентиляции, соединенная с двигателем, гнала приятный, в меру теплый воздух, теперь же температура внезапно повышается до невыносимой. Разворачиваются теплоизоляционные экраны, укрывают скафандр, но им не помешать резкому нагреванию воздуха в замкнутом объеме. Распластанная на металлическом настиле Гэ словно исходит водой. По ее телу текут настоящие реки, затекают между разными бортовыми приборами (которыми ей пользоваться не нужно, потому что техник запрограммировал маршрут), вызывают небольшие короткие замыкания, крошечные электрические дуги, которые напоминают ей дуговые хлысты смотрителей. Ей становится все труднее дышать, не терять нити мыслей. Может быть, это и есть смерть, этот тихий и безболезненный уход в миры Старейших. Она сейчас присоединится ко всем своим, к родителям, к Маа и ее сестрам, управляющему Жилю, соратникам Избранной… Их жертва будет напрасной. От нее ускользает сознание, а лужица пота под ней так вздулась, что у нее такое чувство, будто она тонет.
Скафандр со скрежетом рвущегося металла ударился о землю, но толчок оказался слабее, чем она ожидала. Костюм скатился по крутому склону и проехался добрую сотню метров, прежде чем стукнулся о скалистый выступ и остановился. Несколько долгих минут ошеломленная, дрожащая, измочаленная Гэ собиралась с духом. Она вспомнила наставления техника Харпа, просунула руки под приборную панель и нажала на первую из защелок ручного привода. Затем она повернулась и, гибко извернувшись, сумела дотянуться до второго рычага, расположенного с другой стороны узкого вместилища. С продолжительным шипением иллюминатор наконец открылся. Она сразу ощутила кожей ласку теплого воздуха, но этот воздух мало походил на механическую вентиляцию ракетного поезда, с ним пришли запахи, шелесты, жара, влажность, он полнился жизнью.
У вылезающей из скафандра Гэ чуть не закружилась голова. От избытка кислорода ее мозг «поплыл» в эйфории, сказавшейся на всем теле. Опьяневшая и неспособная контролировать свои движения девушка больно ударилась об усиленную окантовку иллюминатора. Выбравшись из своей узкой металлической темницы, она потратила не одну минуту, чтобы прийти в себя — стоя на четвереньках, выдохшись, опустив голову. Ее прибытие на Землю оказалось совсем не таким блистательным и экзальтирующим, как она себе представляла: ей-то виделось, как она марширует по сходням среди своих братьев и сестер по изгнанию, попирая землю с чувством и гордостью того, кто вернулся домой после ста веков межзвездных странствий. Твердая и острая земная кора резала ей руки. Гэ встала, пошатнулась, и ей пришлось опереться на скафандр, чтобы не упасть. Свет бил ей в глаза, и какое-то время она различала только смутные охристо-коричневые массы да обширную сероватую плоскость вдали. Удивительно, но она не увидела в окружающем пейзаже синего цвета, ведь из космоса Земля казалась покрытой по большей части лазурью. Она связала раскинувшийся над ней серебристо-серый покров с облачным слоем, который она пролетала несколькими часами ранее, и сообразила, что находится под одной из бело-серых полос, которые видела из ракетного поезда. Вблизи нее закружились мутные смерчики, в глаза попали мелкие частички. Рефлекс заставил ее закрыть веки, но предотвратить налипание пыли на роговицу она не смогла, тем более что у нее не было ресниц как первичных охранных фильтров, а ее слезным железам требовалось время на выработку защитной влаги. И вот она, сравнительно с тем, как следовало в подобных обстоятельствах, сделала все наоборот: она не дала времени собственным защитным системам заняться своим делом, а принялась энергично тереть глаза пальцами, и не добилась ничего кроме того, что жжение усилилось..
Посвистывание ветра наполнилось угрозой. Гэ слышалось в нем отдаленное глухое ворчанье и протяжные крики, от которых леденела кровь. Когда она сумела наконец вновь приоткрыть веки, а ее воспаленные глаза приноровились к яркому свету, она внимательно оглядела окрестности, но не заметила ни жилища, ни других следов человека, лишь изрезанный и ободранный коричневатый рельеф. Она тщетно искала эти маленькие зеленые гибкие травинки, которые видела в Музее Предков «Эль-Гуазера», эти растительные создания, называвшиеся деревьями, эти родники и мелодичные водопады. Где красота Земли, обещанная в гимне возвращения, где великолепие рассвета и заката, свежесть зелени под босыми ногами, нежный шелест ветра? Неужели таинственное зло, которое пожирало планету предков, превратило ее во враждебный пустынный мир?
По сторонам, насколько хватало взгляда Гэ, не виднелось ничего, кроме этой угрюмой, каменистой, унылой корки до самого однообразного горизонта. Может быть, она не в том месте приземлилась? Может быть, там, дальше, есть и жизнь, и красота? Она проголодалась, ей хотелось пить, она отдавала себе отчет, что оставаться тут, возле скафандра, — равносильно ожиданию смерти. В нескольких десятках метров над ней парили черные фигуры — они-то и издавали эти жуткие вопли. Она все еще не решалась углубиться в эту негостеприимную территорию, покинуть относительно безопасное убежище, предлагаемое скафандром; потом вспомнила о тысячах братьев и сестер, погибших в космосе, чтобы она могла исполнить свое назначение, и решила, что не имеет права поддаваться страху. Маа и крипта ей открыли, что она принадлежит к таинственному отряду избранных, которых провидел Эль Гуазер, и, даже если она не знала, что именно скрывается за упоминанием об «избранных», ей придется отправляться искать своих одиннадцать товарищей. В какую сторону направляться — у Гэ не было ни малейшего понятия. Она решила ориентироваться на отдаленное журчание, идти к источнику шума — шума, который напомнил ей урчание ракетного поезда.
Всего через несколько десятков шагов она поняла, что не учла гравитации. До сих пор, опираясь о скафандр, она не чувствовала действия земного притяжения по-настоящему, но теперь, начав двигаться, чувствовала себя так, словно попала на мощно намагниченную плоскость. Непривычное давление на шею и плечи обернулось тяжелым, сокрушительным бременем, и ноги — сводимые спазмами, пылающие и дрожащие — несли ее с трудом. Крикливые черные фигуры приближались, будто караулили, когда Гэ свалится, чтобы обрушиться на нее и рвать своими когтями, своими клювами.