Цитадель "Вихрь"
Шрифт:
— Номер триста четырнадцать! — устало объявляет единственный член самой непонятной на свете комиссии. До его стола всего шесть шагов, но я успеваю разглядеть его хорошенько. Он совершенно лысый, невысокий, но широкоплечий и крепкий, даже зимой загар не сходит с его гладко выбритого лица. Нос слегка свернут на сторону, глаза зеленые и хмурые. Страшно.
Сажусь и прилипаю к ледяному стулу. От пыли хочется чихать. Интересно, от чего у меня глаза больше красные: от недосыпа или этой вездесущей пыли?
— Ваше имя? — голос у принимающего тоже под
— Тишина.
Так меня нарекли на пункте определения. Одному богу известно, как новичкам, проходящим испытания, подбирают кодовые имена. По качествам характера? Вполне возможно. Почти полгода назад я прошла испытания, но в летний набор меня не взяли, а за неделю до зимнего, как ни странно, на личную почту пришло письмо с дальнейшими инструкциями.
— Возраст?
— Восемнадцать.
— Научное направление?
— Гуманитарное.
— Спортивное направление?
— Ну… Атлетикой занималась… В учебном центре на плавание ходила.
Да уж, не очень-то убедительно. Если бы он меня заставил пробежать стометровку, нырнуть на четыре метра или перемножить в уме трехзначные числа, я бы не так волновалась. Всегда считала, что практика лучше теории. Лысый скептически хмыкает и чешет бритый затылок. Его жест не предвещает ничего хорошего.
— Ваше…
Резюме отклонено? Спасибо, супер, я домой. Готовиться к поступлению в самый обыкновенный вуз на самую обыкновенную специальность психолога. Уже вижу, как плетусь по утрам на лекции сонной мухой, загрязняю атмосферу стаканчиками кофе и своими “ядерными”, как выражается мама, духами. А потом влюбляюсь в обыкновенного парня и хожу на занудную работу. День сурка.
— …отношение к смерти?
Смешные мысли о том, как пластиковые стаканчики и конспекты засыпают меня с головой, внезапно замирают на месте, как пришибленные. Я не ослышалась?
— Я… эээ… не сталкивалась. Не боюсь. Но не знаю, как это, — нагло вру и поэтому несу сумбурную чепуху, наверное, он ожидал услышать что-то философское. — В общем, не приходилось сталкиваться. Возможно, стоит принимать ее как неизбежное. Однажды… А пока мы живы, предпочитаю об этом не думать.
Делает какие-то пометки в полупустом документе. Резюме педантично набрано двенадцатым кеглем с минимальным интервалом. Эх, зря старалась, буковки растягивала.
— Поднимайтесь на второй этаж, комната двести четыре. Выдадут снаряжение, форму и брошюры на первое время. Час на обустройство, ровно в полдень отрядный сбор на стадионе.
Отрывистый голос принимающего звучит приятнее песен любимого Hozier. Я поспешно киваю, хватаю со стола папку с документами и исчезаю в соседнем коридоре. Меня приняли? Да ну, не может быть!
Прыгая по лестнице через две ступеньки, напеваю вполголоса и совершенно не забочусь, какая тут акустика. Раньше это сильно волновало, потому что мне медведь на ухо не просто наступил, а еще и потанцевал
На всех парусах распахиваю дверь. Из хозяйственного коридора отчетливо пахнет хлоркой и свежевыстиранными вещами, значит, мне сюда. Взгляд скользит по коридору, но ни за что не цепляется: все герметичные двери-шлюзы такие одинаковые, пол под ногами чуть подсвечивается, на стене горит табло с температурой и временем. После моей комнаты, оставшейся в прошлой жизни, тут все удивительно и странно. Уютно, но совсем не по-домашнему.
Не успеваю насладиться уютом новых технологий, как невдалеке слышатся голоса, а потом из полутьмы выходит небольшая компания из пяти человек. Они оживленно что-то обсуждают, смеются, маленькая светловолосая девушка с глазами олененка шутливо толкает в плечо идущего с ней рядом мужчину в синей штормовке. Вспоминаю, что я их уже видела на спортивных испытаниях. Хочу уйти, но они меня замечают.
— О, новенькая! — один из служащих, похожий на лидера этой странной компании, подходит ближе. — Ну что, чья? Спорим на ночное дежурство!
— Моя, — девушка-олененок дружелюбно подмигивает мне, а у меня глаза, кажется, лезут из орбит.
— А может, моя?
— Я первый предложил, моя!
В смысле “моя”?! Глаза потихоньку перебираются в открытый космос. Прижимаюсь спиной к стене и тут же отлетаю, как от удара током — какая холодная! Еще и пищит недовольно, как будто это я виновата в коридорной вечной мерзлоте.
— Моя, — говорит наконец мужчина в синей штормовке, кажется, самый спокойный из всех, и обращается уже ко мне: — Не бойся, мы шутим. На распределении просто узнаешь, в чьем ты отряде.
Не сильно это утешает, однако из любой ситуации я пытаюсь извлекать практическую пользу. Так и сейчас, в надежде на то, что господа наставники помогут бедной потеряшке, кое-как выдавливаю:
— Да ладно… Все в порядке. А вы не подскажете, где двести четвертая?
Он молча делает шаг в сторону, его друг открывает передо мной дверь, и я оказываюсь в огромной гардеробной, которую кто-то забросил в матрицу. Десятки одинаковых одноцветных зеленых рубашек, коричневых штанов и черных джинсов, берцы разного размера, спортивные перчатки, сумки…
— Скажи кодовое имя и номер, — мои мысли прерывает все тот же простуженный голос с хрипотцой. И охота им со мной возиться!
Называю. В женском отделе под расписку девушка выдает мне два сменных форменных комплекта, простенькое постельное белье, тяжелую сумку, набитую чем-то так, что замок едва закрывается. Наверное, чтобы закрыть после моих самых аккуратных в мире сборов, на ней придется попрыгать.
Все так же севшим от волнения голосом благодарю незнакомцев, всю компанию сразу одним общим “спасибо”, и поспешно ретируюсь в жилой блок. Уже не рискую ни петь, ни пританцовывать, ни радоваться так активно: счастье любит тишину. Штукатурка на стенах, кажется, тоже.