Цитадель
Шрифт:
Чувство раскаяния – кто он такой, чтобы потешаться над старым человеком? – побудило Эндрю ответить:
– Вот, кстати, доктор Брамуэлл, – я натолкнулся на прелюбопытный случай вторичного медиастинита [4] , который очень редко встречается. Если у вас есть время, не хотите ли зайти со мной посмотреть его?
– Да? – сказал Брамуэлл уже с несколько меньшим энтузиазмом. – Но я не желал бы вас затруднять.
– Это тут сейчас за углом, – возразил с готовностью Эндрю. – И у меня остается свободных полчаса до встречи с доктором Денни. Мы будем там через одну секунду.
4
Воспаление грудного средостения.
Брамуэлл колебался, в первый момент как будто хотел отказаться, но затем сделал нерешительный жест согласия. Они дошли до Глайдер-плейс и вошли в дом больного.
Заболевание, как уже говорил Мэнсон, представляло чрезвычайный интерес для врача – редкий случай сохранения зобной железы. Эндрю искренно гордился тем, что обнаружил это, и, испытывая горячую потребность товарищеского общения, надеялся, что Брамуэлл разделит его восторг по поводу сделанного открытия.
Но доктор Брамуэлл, несмотря на все его торжественные заявления, ничуть не казался заинтересованным. Он неохотно последовал за Эндрю в комнату больного, дыша через нос, и с манерностью важной дамы подошел к постели. Стараясь держаться на безопасном расстоянии от больного, он поверхностно осмотрел его. Он, видимо, вовсе не был склонен задерживаться здесь. И только когда они вышли из дома и он полной грудью вдохнул в себя чистый и прохладный воздух, к нему вернулось обычное красноречие. Он оживленно заговорил с Эндрю:
– Я очень доволен, что вместе с вами побывал у вашего больного, мой друг, во-первых, потому, что считаю профессиональным долгом никогда не останавливаться перед опасностью заражения, во-вторых, потому, что радуюсь всякой возможности двигать науку. Поверите ли, это наиболее характерный из всех когда-либо мною виденных случаев воспаления поджелудочной железы!
Он пожал руку Эндрю и торопливо ушел, оставив того в полном недоумении. «Поджелудочной железы», – твердил про себя пораженный Эндрю. И то была не просто обмолвка со стороны Брамуэлла, а грубейшая ошибка. Все его поведение при осмотре выдавало его невежественность. Он был просто неуч. Эндрю потер лоб. Подумать только, что врач, имеющий диплом и практику, врач, в чьих руках жизнь сотен людей, путает поджелудочную железу с зобной, когда одна находится в брюшной полости, а другая – в груди. «Нет, это что-то потрясающее!»
Медленно направился он к дому, где жил Денни, опять чувствуя, что жизнь опрокидывает его прежние представления о работе врачей. Он знал, что еще новичок, недостаточно подготовленный, и по неопытности вполне способен делать ошибки. Но Брамуэлл не мог сослаться на отсутствие опыта, и, следовательно, его невежество ничем оправдать нельзя.
Незаметно для него самого мысли Эндрю перешли к Денни, никогда не упускавшему случая подтрунить над их общей профессией. Денни вначале сильно возмущал его, лениво доказывая, что по всей стране имеются тысячи никуда не годных врачей, которые замечательны лишь своим полнейшим невежеством да благоприобретенной способностью водить за нос пациентов. Теперь Эндрю задавал себе вопрос, нет ли доли истины в том, что говорил Денни. Он решил сегодня же снова поговорить с ним на эту тему.
Но, войдя в комнату Денни, он сразу увидел, что для академических споров момент сейчас неподходящий: Филип встретил его мрачным молчанием, лицо его было пасмурно, глаза смотрели угрюмо. Через некоторое время он сказал:
– Сын Джонса умер сегодня утром, в семь часов. Прободение кишок. – Он говорил тихо, с холодной, сдержанной яростью. – И у меня два новых случая тифа на Истред-роу.
Эндрю опустил глаза, сочувствуя ему, но не зная, что сказать.
– Однако не будьте слишком самоуверенны, – продолжал Денни с горечью. – Вам приятно, что мои больные умирают, а ваши поправляются. Но будет уже менее приятно, когда эта проклятая канализационная труба даст течь на вашем участке.
– Да нет же, нет, честное слово, я огорчен за вас! – горячо произнес Эндрю. – Надо нам что-нибудь предпринять. Давайте напишем в Санитарное управление.
– Мы можем написать дюжину заявлений, – ответил Филип все с тем же сдержанным озлоблением. – И добьемся мы разве только того, что через полгода сюда приедет какой-нибудь бездельник-ревизор. Нет, я уже все обдумал. Есть только один способ заставить их проложить новую трубу.
– Какой?
– Взорвать старую.
Первую секунду Эндрю спрашивал себя, не сошел ли Денни с ума. Но уже в следующую он понял, что Денни принял твердое решение, и растерянно уставился на него.
Он только что собирался начать перестраивать свои прежние понятия, а Денни уже разрушил их. Эндрю пробормотал:
– Если об этом узнают, неприятностей не оберешься.
Денни высокомерно посмотрел на него:
– Можете не ходить со мной, если не хотите.
– Нет, я пойду, – медленно возразил Эндрю. – Но один Бог знает, почему я это делаю.
Весь день Мэнсон, занимаясь обычным делом, с неудовольствием и сожалением думал о данном им обещании. Он сумасшедший, этот Денни, и рано или поздно впутает его в серьезные неприятности. И то, что он собирается сделать, – ужасно, это нарушение закона, которое, если откроется, приведет их обоих на скамью подсудимых. А может быть, их даже исключат из сословия врачей. Дрожь настоящего ужаса пронизала Эндрю при мысли о том, что открытая перед ним прекрасная, блестящая карьера будет неожиданно пресечена, разрушена в самом начале. Он яростно проклинал Филипа и двадцать раз давал себе мысленно клятву не идти с ним.
Тем не менее по какой-то непонятной ему и сложной причине он не мог и не хотел отступить.
В одиннадцать часов Денни и Эндрю, в компании Гоукинса, отправились в самый конец Чэпел-стрит. Вечер был очень темный, дул сильный ветер, который порывами швырял им в лицо мелкие брызги дождя. Денни заранее выработал план действий и все точно рассчитал. Последняя смена спустилась в рудник час тому назад. Кроме нескольких мальчишек, болтавшихся у рыбной лавки старого Томаса, на улице не было никого. Двое мужчин и собака шли тихо. В кармане своего толстого пальто Денни нес шесть палочек динамита, стащенных сегодня специально для него из порохового склада каменоломни Томом Сиджером, сыном его квартирной хозяйки. Эндрю нес шесть жестянок из-под какао с просверленными в крышках дырками, электрический фонарик и кусок фитиля. Надвинув шляпу на лоб, подняв воротник, опустив голову и одним глазом опасливо поглядывая через плечо, он давал только односложные ответы на отрывистые замечания Денни, а в душе у него бушевал вихрь противоречивых ощущений. Он свирепо спрашивал себя, что подумал бы Лэмплоу, благодушный профессор-ортодокс, о его участии в этом из ряда вон выходящем ночном приключении.
Сразу за Глайдер-плейс они добрались до главного уличного люка канализационной трубы – ржавой железной крышки в разрушенном бетоне – и принялись за работу. Эта таившая в себе заразу крышка не открывалась уже много лет, но после некоторых усилий они подняли ее. Затем Эндрю осторожно посветил фонариком в вонючую глубину, где на искрошившейся каменной кладке протекал поток вязкой грязи.
– Красота, не правда ли? – сказал Денни резким шепотом. – Посмотрите, Мэнсон, какие трещины в этом канале. Посмотрите в последний раз!
Больше не было сказано ни слова. Настроение Эндрю непонятным образом изменилось: он испытывал теперь сильный подъем духа и был полон решимости не меньше самого Денни. Из-за этой гниющей здесь мерзости умирают люди, а чиновники ничего не хотят предпринять! Так не время теперь вздыхать, сидя у кровати больного, и пичкать его бесполезными микстурами.
Они принялись быстро вкладывать в каждую жестянку по палочке динамита. Разрезали фитиль на куски разной длины и прикрепили их. Спичка вспыхнула во мраке, резко осветив бледное, суровое лицо Денни, трясущиеся руки Эндрю. Затем зашипел первый фитиль. Одна за другой начиненные жестянки были спущены в медленно текущий поток, первыми – те, у которых были самые длинные фитили. Эндрю плохо различал все вокруг. Сердце его возбужденно билось. Это, пожалуй, не походило на занятия чистой медициной, но зато была лучшая минута в его жизни. Когда последняя жестянка упала внутрь и ее короткий фитиль зашипел, Гоукинсу вдруг вздумалось погнаться за крысой. Произошел временный переполох, интермедия, во время которой собака тявкала, а им грозила ужасная возможность взрыва под ногами, пока они гонялись за ней, пытаясь ее изловить. Потом крышка люка была водружена на место, и Эндрю и Денни, как бешеные, пробежали тридцать ярдов вверх по улице.