Цитадели
Шрифт:
— Вот это — точно, — покладисто поддакнул я. — Рыжей ведьмой.
— Тебе-то смешно? А мне? Пришлось увольняться «по собственному желанию». Я как-то пришла на юбилей нашего выпуска. Покрутилась там, покрутилась. Такие старые дядьки и тетки… Димка, наш бывший комсорг, толстый и важный, спрашивает: «Девочка, ты дочка Марии Волковой? А где она сама?» Я что-то промямлила…
— А муж? Он знал, кто ты?
— Конечно нет. Он был убежденным материалистом и скептиком. Да еще и секретарем парторганизации. Я его каждый год таскала на ту поляну. Думала — может, откроется проход… Нет, ничего не получилось. А объяснять —
— У кого что болит… А я другую историю вспомнил. В бытность мою ментом привезли одну пьяную даму, очень «синюшного» вида. На вид — лет пятьдесят. Сидит она в «обезьяннике», матерится. Успокоить никто не может. А я подхожу и говорю: «Бабушка, не шумите, пожалуйста!» Она аж задохнулась: «Бабушка?!» А я потом по картотеке посмотрел, ровесница моя… А мне тогда двадцать пять было. Вот ей бы твои проблемы…
— Ну пусть свои проблемы она сама решает, — чересчур резко бросила Мария. — Пить надо бросать. А мои проблемы — со мною остаются. Знаешь, в моем возрасте выглядеть настолько моложе — тоже не подарок. Вечная девочка. Вон, твои салажата меня ровней считают.
— Хочешь, обрадую? Сейчас в тебе появилось что-то от зрелой женщины. Видимо, беременность влияет.
Машка благодарно улыбнулась и прильнула ко мне:
— Знаешь, как осточертело быть вечной девчушкой-поскакушкой? Хочу состариться!
— Ну и дура.
— Олег, — замялась вдруг Машка. — Почему ты до сих пор не спросил — сколько мне лет?
— Тебе? Вначале, когда мы впервые увиделись, думал — лет семнадцать — восемнадцать. Потом понял — ты старше. Лет, скажем, двадцать семь — тридцать.
— Ну биологически мне столько и есть. А на самом деле? Если соотнести те данные, что у меня в паспорте записаны?
— А у тебя еще и паспорт есть?
— Представь себе — есть. И очередь в паспортный стол почти час отстояла. Тоже — анекдот был. Паспортистки сбежались на меня посмотреть… Наверное, гадали — сколько такая «пластика» стоит… Ну так сколько же мне лет?
— Маша, — поморщился я, не желая говорить на тему, которая мне была очень неприятна. — Ну какая разница? Банальность скажу. Женщине столько лет, на столько она выглядит. Будем считать, что тебе — двадцать семь. Меня это устраивает. Будь ты моложе, посчитал бы себя растлителем несовершеннолетних.
— Олег, — напирала на меня Машка, — я ведь от тебя все равно не отстану.
— Ну ладно, — вздохнул я. — Тебе — пятьдесят семь лет. Довольна?
— Хм, — выпятила Мария нижнюю губу. — Почти. Пятьдесят шесть. Я уже год как официально нахожусь на пенсии. А как догадался?
— Сопоставил. Не забывай — когда-то следователем работал. И потом, я же еще и историк. Ты упоминала даты, события. Да и без этого можно было просчитать. Дядька твой, Ярослав, сказал как-то, что у него была сестра, двадцать пятого года рождения. А муж Елены — то есть твой отец, умер в начале пятидесятых.
Машка заметно загрустила. Пойми ты этих женщин. Это — плохо и эдак — тоже нехорошо. Плохо, когда старше выглядят, и плохо — когда молодо. Хоть застрелись!
— Слушай, Мария, — вдруг пришла мне в голову одна мысль. — А ты со своим мужем официально развелась?
— Не помню. А какая разница?
— А разница в том, что мы с тобой порядочные сволочи. Считай, что оба, при живых супругах, семью создали.
Машка, еще не отошедшая от тягостного разговора, не сразу поняла — о чем это я. Потом до нее стало что-то доходить.
— То есть, голубчик, ты до сих пор не определился — как же тебе быть с женой? И до сих пор думаешь — что ты ей скажешь? И мысль о том, что я тоже чья-то жена, тебя очень утешает?
— Точно! Утешает, потому что теперь я могу с чистой совестью скрыть от законной жены свою любовницу — то есть тебя!
Вот-вот, а после этого говорят, что «тараканы в голове» только у женщин. У нас, мужиков, их нисколько не меньше…
— Гад ты, Олег Васильевич, и дурак, к тому же, сказала Машка. Вздохнула: — Дурак, а баба тебе еще дурнее досталась.
— Правильно! — весело сказал я. — Бабы они народ завсегда дурной. Но даже у самой дурной бабы должна быть «заначка». На компресс там или еще на что… Вон, спиртовка…
— Больше пятидесяти граммов не налью!
— Маш, — жалобно попросил я. — Ну если пятьдесят граммов — полезно, то сто — полезнее в два раза…
— И будет это двести граммов водки? Шиш! Тем более что ты и так злоупотребляешь… Мне тут рассказали, как вы у русалок самогон брали.
— Ну Машенька же, — продолжал я канючить, — чего там двести граммов для мужика? Что там пить-то… А я то думал, что мы с тобой посидим, выпьем… А потом — продолжим то, что в бане начали… Только в более цивильных условиях…
— Заманчиво! — посмотрела она уже более благожелательно. — А здоровья хватит?
— А ты наливай и посмотрим…
Утром, отоспавшийся и вымотанный (но довольный!), я пошел узнавать о результатах допроса пленных. Во дворе ко мне подошел Андрей, доложивший, что в крепости все в порядке и за время моего отсутствия к нам прибыло пополнение. С учетом раненой Вики нас стало двадцать человек (а если с Машкой — так и двадцать один).
— Что за народ? — поинтересовался я.
— Разный, — пожал он плечами. Пять парней, семь девушек. Итого — двенадцать человек. Они у нас еще только два дня, так что — ничего сказать не могу.
— Чем занимаются?
— Ребята — по хозяйственным делам разогнаны. Троих Василий в Цитадель увел, за каменным углем. В подвале теперь бойлер стоит — не дровами же его топить. Двое помогают ставить забор. Девушки в доме.
— Как с занятиями?
— Вчера провели. Поучились стрелять из арбалетов и луков. Сносно. С фехтованием хуже. Оружие и доспехи есть у всех — в Цитадели выдали. А вот инструктора нет. Вас ждали.