Цитата из Гумбольдта
Шрифт:
Небо синело все гуще, облака наливались золотом, скоро стемнеет и придется выходить на связь с Питером, как было условлено. Куда идти и кого найти, он знал — или думал, что знает. Тем обиднее будет свернуть шею в какой-нибудь расселине, пусть даже Камау его вытащит. Он должен дойти туда сам. И увидеть все сам. Он не был уверен, что маска не заставила его в последний миг поверить тому, чего на самом деле не было, запутать в своих и его видениях… Узнать это можно было только одним способом — как говорил его дедушка, «вложить перст и вынуть его целым».
Арка,
У Маллесона перехватило дыхание. Он видел это среди последних судорог маски. Другое он видел тоже, но эта штука всплывала так упорно, будто значила что-то безумно важное.
Он оглянудся на Камау и сказал ему на суахили: — Ты будешь идти за мной в пяти шагах. Если увидишь, что я… что меня меняет… ну, сам понимаешь…
Камау молча кивнул.
— Ни в коем случае не стреляй в голову, — продолжал майор. — Лучше обездвижь меня, уходи и попытайся найти группу. Питер знает, что делать… Камау снова кивнул.
— Ладно, — сказал Маллесон и помолчал. Потом открыл флягу и выпил почти половину — воды, хотя безумно хотелось виски или рома, которым снайпер заливал тогда подыхавшую маску. Завинтив крышку, он поправил кепи, одернул куртку и повернулся к Камау. — На всякий случай… Будь здоров, старина. Ты классный солдат и хорошее плечо.
Охотник выпрямился и медленно приложил два пальца к полям выгоревшей армейской панамы.
Арка была входом в какой-то странный тоннель — извилистый, бугристый, но достаточно просторный.
Достав браунинг, Маллесон нажал кнопку целеуказателя. Маленький светодиод в специальном держателе под стволом давал достаточно света, чтобы идти не спотыкаясь и вовремя заметить опасность. Потом проверил обойму, достал патрон и не стал поднимать предохранитель.
Он знал, что оружие не поможет, но привычная тяжесть и твердость надежного пистолета помогала ему сознавать себя в этом диком месте. Если верить шагомеру столетней давности, майор прошел уже несколько десятков метров, но его ощущения были такими, словно он стоял на месте, время от времени поворачиваясь и оглядывая стены пещеры. Кружилась голова, начинало подташнивать. Мадлесон подумал, что это может быть спуск в пещеру, а в пещере, как известно, может скапливаться метан или просто углекислота… Нет, это был не газ: сонливости, желания прилечь и не двигаться, как собака в Собачьем гроте неаполитанских каверн, Маллесон не чувствовал, наоборот — его словно тащило вперед мягким сильным ветром. Было неизвестно, сколько он прошел на самом деле; шагомер то замирал, и щелчки разделяла вечность, то пускался вскачь, словно тахометр гоночной машины. Оставалось одно — идти до того, что будет концом
Напрягая слух, майор уловил едва различимые шаги Камау. Парень шел классно: если не знать, что он рядом, не выделишь из ряда обычных пещерных шумов и маленьких эхо. «Вполне возможно, — подумал Маллесон, — что концом все же окажется именно он… По данным азиатской группы, критический срок при физическом уничтожении Посредника от шести до семи минут. За это время Камау запросто разнесет мне мозги и уйдет достаточно далеко, чтобы на него не накатило — при условии, что других Посредников рядом не будет, иначе «накат» ускоряется, а расстояние захвата увеличивается…»
Идти было все тяжелее. Голову ломило по-прежнему, а теперь еще начались болезненные судороги, выкручивавшие каждую мышцу так, что майора швыряло на стены тоннеля. Он дважды упал, в кровь разбив колени и подбородок. Сводило гортань, он едва проталкивал горячий воздух в бьющиеся легкие, сдавленные собственными мышцами. Боль, боль, боль. Краем гаснущего сознания Маллесон помнил о шприц-тюбике, лежавшем во внутреннем кармане куртки. Мощный противошоковый препарат из армейской аптечки был последней надеждой.
Дотащить руку до кармана он успел. Но именно в этот момент все прекратилось. Да так, что мгновенно обмякшие ноги не удержали его, и майор в третий раз грохнулся на бугристый пол пещеры. Блаженство перевесило боль: он лежал, закрыв глаза и постанывал от счастья, забыв о том, что может не встать…
— Сэр!.. — тихонько позвали из тьмы. — Все в порядке, сэр?..
— Пока да, Камау… — едва шевеля языком, отозвался Маллесон. — Можно не стрелять.
Странный звук долетел из непроглядного мрака. Через несколько секунд майор сообразил, что никогда не слышал, как смеется Камау.
Такое, наверное, не снилось ни одному спелеологу. Тоннель, коридор или ход, как они это называют, не имел явных признаков искусственного происхождения, следов обработки инструментами или машинами, но и на естественное образование тоже походил мало. Не сужаясь и не расширяясь, не сворачивая ни вправо, ни влево, коридор уходил все дальше. Теперь майор чувствовал только легкую слабость, да саднили ободранные колени и подбородок. Неожиданный порыв холодного свежего ветра вдруг опахнул горевшие ссадины. Выход или что-то вроде вентилируемой щели были где-то рядом.
Остановившись, Маллесон вслушался, подняв браунинг. Ветер дул мягко и ровно, скорее прохладный, чем холодный, принося непонятные ароматы. Дешевые сигары и давняя контузия в Дарджилннге сделали свое дело: майор не различал запахов, кроме самых явных — пота, крови, пороха, выхлопных газов и горячей еды. «…И хватает сил надавить курок, и в солдатский рай марш со всех ног, там есть место всем, кто жрал паек…»
Выход был настолько похож на вход, что у Маллесона даже мелькнула дикая мысль: уж не повернул ли он обратно или, упаси боже, не прошел ли по кольцу? Он стоял под той же прелестной розовой аркой, и те же бледно-желтые струйки мерцали в толще необычного камня.