Цитатник бегемота
Шрифт:
— Отдавай немедля меч, негодяй, иначе смерть тебе!
— Фу, — произнес Иван с отвращением. — А я-то грешным делом думал, что озерные девы все как на подбор прекрасны!
— Поживи-ка с отрубленной головой столько времени, — заметил Фома, — да еще под водой, да еще с нашим безобразным медобслуживанием…
— Действительно, — согласился Иван. — Эй, бабка! — крикнул он. — Проваливай-ка ты подобру-поздорову!
— Как же. — Старуха заскрежетала сгнившими зубами и заковыляла по воде, как по песку. — Всех утоплю!..
Буквально в одну секунду она оказалась на берегу и тут же
Спихнув останки великанской бабули в воду, Иван вытер меч о траву, вскочил в седло — конь все это время меланхолично пощипывал травку неподалеку — и сказал, обращаясь к Фоме:
— А откуда ты знаешь, что у меня меч не короля Артура?
— А что я, не вижу? — сказал Фома невозмутимо. — Это совсем другой меч.
— А раньше ты его видел?
— Ага, — рассеянно кивнул Фома. Иван повернулся к нему всем корпусом.
— Где?
Фома не ответил, сделав вид, что не услышал вопроса.
— Где же ты его видел? — повторил Иван. Ему не нравилось, что все кругом знают о его амуниции больше его самого.
— Не помню точно, — сдержанно ответил Фома, не глядя на Ивана.
Иван решил не настаивать.
— Тогда поехали, — сказал он, подавив вздох.
— Поехали, — согласился Фома, и они поскакали прочь от озера.
Не успели они отъехать на сколько-нибудь значительное расстояние от места гибели старушки, как посередь чистого поля увидели великана: сидел себе детина с хороший дом ростом и с неимоверно тупой мордой, глазел по сторонам и ковырялся в носу. Вреда от него не было никакого, и Иван хотел было спокойно проехать мимо, однако великан вдруг взревел, вскочил на ноги — земля дрогнула-и бросился на всадников.
Иван выхватил меч, увернулся от великановой лапищи, которая запросто могла прихлопнуть его вместе с конем, как муху, и, взмахнув клинком, отрубил детине сначала одну ногу, потом другую, а затем снес напрочь и ненормальной величины косматую голову. Еле уклонившись от упавшего небоскребоподобного тела, он посмотрел, как по полю катится буйная великанья головушка, оставляя в земле глубокую борозду, зачехлил меч и поехал вместе с Фомою дальше.
Однако отдыхал он недолго. Зашипело, засвистело, и откуда-то сверху на них обрушилась большущая змея с перепончатыми крыльями. Иван даже не успел рассмотреть ее толком, как его рука выхватила чудесное оружие и рассекла им летающего гада от зубов и до хвоста.
На землю вывалились вонючие внутренности, и гад издох. Иван неодобрительно покачал головой, тронул коня с места и шагом поехал вперед. Фома скакал рядом.
Немного погодя Иван спросил:
— Здесь у вас всегда так?
— Как?
— Ну, так — разнообразно. Драконы там, змеи летучие… Великаны опять-таки.
Фома безнадежно махнул рукой.
— Наоборот — с этим плохо. Скукотища. Однообразие я никакого веселья. Понимаешь ли, сюда, на острова то есть, рвались все — изо всех своих больших сил. В надежде на светлое будущее. Но только получили-то — кукиш с маслом… Каждый думал, что ежели его желания исполнятся, то вс amp; будет хорошо и даже распрекрасно, а вышло по-другому…
— Как — по-другому?..
— Тоска получилась беспросветная, — вздохнул Фома
— Почему это?
Фома почесал в затылке.
— Почему, почему… Может быть, потому, что толка никто и не знает, чего на самом-то деле хочет; может статься, что и не умеют они хотеть ничего по-настоящему… там откуда они пришли, картина более ясная: врага укокошит пожрать опять-таки… но ведь это сиюминутные желания, сейчас речь не о них… Ведь для всего нужна сила, даже для того, чтобы захотеть здесь как следует, так, чтобы сбылось… Кулаками размахивать да драконов препарировать- одно, а вот думать, представлять и даже хотеть — это сов другое, это, если угодно, процесс скорее творческий…
— Но ведь для того, чтобы творить, нужен талант, — возразил Иван. — Я вот, к примеру, рисовать не умею: так что, я теперь человек второго сорта?
Фома помотал головой.
— Я говорю не о медицине, а о работе. Получать что-либо можно, только заработав это, извини за неуклюжую банальность. И надо работать не только мускулами или годовой, но и чем-то другим — сердцем, душою, совестью, называй как хочешь… Без этой духовной работы, наверное, ничего не получится — даже здесь, где должны сбываться все желания…
Фома замолчал.
Иван посмотрел на него и с любопытством спросил:
— Так что, драконы с великанами здесь нечастые гости?
— Да при чем здесь драконы? — с тоской проговорил Фома и осекся. Помолчав, он продолжал уже другим голосом: — Да, их можно встретить довольно редко. Вот ты здесь новичок… и, кажется, попал сюда ненадолго, так что тебе развлечения предоставлены по полной программе, а вот других, представь себе, тоска зеленая совсем заела, а деваться им отсюда уже и некуда…
— Да кого — других-то?
— Да местных наших рыцарей. Островитян. Они-то, как сюда попали, поначалу веселились: как же! Монстров и великанов — руби, не хочу. А только зачем? Раньше понятно было — поиски счастья. Сначала — для себя, потом — для Других, хотя бы теоретически. Ну, вот и нашли — блаженство. Объелись досыта, брюхо набили под завязку- ну и что дальше? Известная история… Да и драконы перевелись- за ненадобностью… Блаженство подобного рода, видишь ли, очень Непростая штука, это ведь не рай, где все очень хорошо разложено по полочкам..
— Не знаю, — с сомнением сказал Иван. — Мне кажется, ты слишком все усложняешь. Кому, например, плохо, ли люди будут есть досыта?
Фома фыркнул.
— Ты меня не слушаешь, — с упреком сказал он. — Во-первых, я не говорил, что плохо, если люди сыты… а во-вторых, сейчас мы говорим не о тех, кто умирает о голоду, а тех, кто может пожелать что угодно…
— Мне кажется, — возразил Иван, — что всегда можно придумать что-то новенькое — например, мир завоевать…
— Э-эй, — позвал Фома. — Кто-нибудь есть дома?.. я говорю не о голодающих, и не о разжиревших латифундистах, и даже не о всяких твоих Македонских… в конце концов, они все смертны, а говорю я о тех, кто действительно может выполнить в принципе любое свое желание и так желать до бесконечности, понимаешь ли ты, дубина стоеросовая, пушечное мясо?