Цитатник бегемота
Шрифт:
— Это Джиневеру, что ли?
Ланселот быстро глянул на Ивана. Тот спокойно выдержал его взгляд.
— Да, Джиневеру, — сказал Ланселот, помолчав. — Не мог и не хотел он удержать ее подле себя, не ему она была предназначена… И предупреждали ведь его, с самого начала предупреждали — не бери ее в жены, добра тебе не будет!..
— И кто же это предупреждал?
— Да хотя бы тот же самый Мерлин… Так нет же — он король, он никого не слушает, он волен брать ее в жены… кстати, не спрашивая ее согласия… а потом выходит, что виноваты другие!..
Ланселот кипятился
— Прошляпил он ее, вот что, — с горечью продолжал Ланселот. — Ее беречь надо, лелеять…
— Знаешь что, любезный сэр, — не выдержал Иван, — насколько я помню, это ты предал своего короля, покусившись на королеву. Мерлин Мерлином, а ты сам-то что же? Как же твоя верность сюзерену? Ты же рыцарь Круглого Стола, должен за короля, за Артура, жизнь отдать, а что выходит?
Ланселот тяжело посмотрел на Ивана.
— Жизнь отдать — это одно, — медленно произнес он, — за любовь — совсем другое…
Иван ничего не сказал в ответ. Некоторое время они ехали молча.
— А Артур, — снова заговорил Ланселот, — похоже, забыл об этом. Я ведь был ему верен, искренне любил его, а он назвал меня предателем. Почему?
— Наверное, потому, что предательство — это всегда предательство, на поле брани или еще где — сути дела не меняет, — неожиданно произнес Фома задумчиво.
Иван с удивлением посмотрел на него.
— И чем предательство ни оправдывай, оно все равно, гадко пахнет, — добавил Фома.
— Это не предательство! — гаркнул Ланселот, наливаясь кровью.
— А что же? — спокойно спросил Фома. — Это, любезный сэр, и есть самое настоящее предательство — в прямом смысле этого слова. Ты, сэр Ланселот, предал и своего короля — пусть даже и нечувствительно, хотя вряд ли, — и свои идеалы, и самого себя, в конце концов. На чем основывалась твоя жизнь? Ты придумал в реальном нереальное, свой собственный мир, жил и поступал по его законам. А потом вдруг оказалось, что законы эти можно вполне свободно нарушать, поскольку в таком случае ты ответствен лишь перед своей совестью, а с нею, как получилось, можно и договориться: теперь же ты придумываешь в нереальном реальное, пытаешься вывернуть все наизнанку, заплатить старой шлюхе, совестью именуемой, определенную, быть может, даже большую плату, успокоиться и жить припеваючи: как же, ведь ты, похоже, обрел блаженство! А каким путем — это нам вовсе и без разницы.
Иван посмотрел на Ланселота. Рыцарь молчал, но отнюдь не подавленно.
— Любвеобильный сэр Ланселот! — провозгласил Фома. — Слыхали. С кем это ты там бился, повернувшись к врагу спиной, дабы только иметь возможность постоянно лицезреть даму своего сердца?.. Сказать по правде, дорогой сэр, в твоих поступках постоянно чего-то не хватает: либо разума, либо элементарной порядочности. Полюбил Джиневеру не как королеву, но как женщину — так имей смелость или отказаться от такой любви… или перестань быть рыцарей На двух стульях трудно усидеть: но ты, видать, человек талантливый и умелый…
— Я не буду с тобой спорить, сэр Фома, — спокойно произнес Ланселот. — В этом мире все настолько запутано и сложно, что нельзя понять, кто прав, а кто виноват…
–. Скажите, пожалуйста! — фыркнул Фома. — «В этом пире все сложно»! А где, интересно, ты видел, любезный сэр Ланселот, что все было бы просто, а? В каком это мире все просто? Чепуху ты говоришь, милейший сэр!
— Значит, я говорю чепуху? — очень вежливо переспросил Ланселот.
— Ага.
— Хорошо, — после небольшой паузы невозмутимо сказал Ланселот. — Но в таком случае что тогда говорит и делает сэр Артур? Он бродит по замку, словно безумный, он пристает к окружающим с идиотскими речами, он выдумал какой-то якобы существующий против него заговор и обвиняет в участии в нем королеву…
— Мне кажется, вина Джиневеры давно доказана, — перебил его Фома.
— Какая вина? Ты о том, что королева любит меня?..
— Извини, сэр Ланселот, — негромко произнес Фома, — но, по-моему, бабья похоть — понятие объективное.
Иван аж поперхнулся. Вот тебе и куртуазное вежество!.. Почему-то Ланселот не стал спорить: он помрачнел и умолк.
— Достойная компания, правда? — безжалостно продолжал Фома. — А что касается Артура…
— Нет, ты погоди, — перебил его Ланселот. — Артур безумен: это видно хотя бы потому, что ежели бы он был в здравом рассудке и действительно верил бы в заговор против себя и справедливости, то он просто убил бы всех, к заговору причастных.
— Откуда ты знаешь? — тихо проговорил Фома и вдруг подмигнул Ланселоту. — Может быть, он просто выжидает Удобный момент. Узнает, кто есть его настоящие враги, — и полетят головы… А?
Ланселот с изумлением воззрился на Фому. Было видно, что такая мысль ему в голову не приходила.
Некоторое время он переваривал услышанное, потом решительно сказал:
— Ерунда это, любезный сэр Фома! Артур никогда не был хитер. Он прям и честен, как подобает настоящему рыцарю!
Фома посмотрел на него с нескрываемой насмешка, Ланселот слегка смутился.
— Прям и честен, — задумчиво произнес Фома. — Как и подобает. Да уж, это точно…
Они с Ланселотом замолчали. Иван, которому уже порядком надоела не совсем понятная перепалка рыцаря со Стихоплетом, был этому рад.
Они ехали по казавшемуся бескрайним полю. Но вот вдалеке что-то завиднелось. Иван присмотрелся повнимательнее.
— Гм… — проговорил он задумчиво. — Это какой-то замок. Не так ли, сэр Фома?
— Да, замок, — равнодушно отозвался тот. — И я, похоже, видел его раньше, — вглядевшись пристальнее, добавил Иван.
— Ну и что?
— А ты его видел, сэр Фома?
— Видел, — по-прежнему равнодушно ответил Стихоплет и даже зевнул при этом.
— А ты там был? — продолжал приставать с расспросами Иван, поскольку на горизонте маячило то самое строение, что провалилось сквозь землю вместе с оголодавшим сэром Ричардом.
— Ну, был я там, — нетерпеливо сказал Фома. — И что с того?
— И что интересного ты можешь рассказать о нем?
— Да ничего, — пожал плечами Фома. — Здесь и не такое бывает.