Цивилиzации
Шрифт:
Склады, вехами расставленные вдоль имперских дорог [14], обеспечивали снабжение войск бастарда, и назначенные управлять этим хозяйством чиновники, проводив одну армию, с удивлением видели на подходе вторую, которую, глазом не моргнув, также снабжали всем необходимым, едва узнавали знамена суверена Куско, а между тем облако пыли еще не успевало улечься за арьергардом Атауальпы.
Уаскар принялся слать сводному брату депеши. Бегуны часки [15] были такими резвыми, а система почтовых постов настолько разветвленной, что Верховный инка всего за несколько дней получал известия буквально обо всем, что творилось в самых удаленных уголках империи. Воины не обращали внимания на этих щуплых бегунов, быстрых, как ягуары: даже Пачамама [16] не вызвала бы землетрясение в тот срок, когда один из них уже шептал что-то на ухо Атауальпе и тот таким же шепотом
– Брат, сдавайся.
– Нет, брат, никогда.
– Именем твоего отца, Уайны Капака, брось дурить.
– Именем твоего отца, Уайны Капака, не мсти.
Армии шли так близко друг к другу, что земледельцы, возделывавшие маис на горных террасах, провожая их взглядом с высоты, могли принять эту вереницу чуть ли не за одно войско.
3. Путь на север
Тем временем армия северян, собравшись с силами, достигла Кахамарки, где Атауальпа мог рассчитывать на гарнизон, оставленный в занятом не так давно городе. Со смешанным чувством изнуренные люди смотрели на зеленую долину и столбы пара, поднимавшиеся над термальными источниками, которыми славились эти места. Атауальпа, как и его предки, любил купаться там в мирные времена вместе с отцом. Он рассчитывал, что отдохновительные процедуры укрепят дух и тела воинов перед опасным переходом через горную цепь, отделявшую их от Кито, его столицы и дома. Но только если бы удалось оторваться от преследователей. А он по-прежнему чувствовал в затылок дыхание Куско. Армия брата встала лагерем возле города – на склоне холма плотно теснились их белые шатры, как будто полотно покрывало местность. Клубы пара, исходящие из-под земли, придавали картине еще большую нереальность.
Атауальпа сошел с паланкина и прикоснулся подошвами сандалий к центральной площади Кахамарки. Люди вокруг поили лошадей, снимали поклажу с лам и готовились к ночлегу. Тревога вдруг комом подкатила к горлу. Он решил продолжить путь раньше, чем начнет светать.
Утром разведчики Уаскара обнаружили, что Кахамарка пуста. Армия северян – люди и животные – уже начала восхождение, которому не видно было конца. Дорога сузилась, пропасть казалась бездонной, воздух сделался ледяным. Вверху парили кондоры. Безучастные Анды преграждали путь, но воинам северян эта тропа была хорошо знакома, пользовались они ею часто и теперь наконец могли хоть немного оторваться. Они миновали золотые копи, ущелья, расселины и пихтовые леса. Миновали крепости, балансировавшие на скалистых отрогах, куда их водрузил строительный гений инков. Вершина хребта позади, Кито притягивал, как магнит. «Вернуться бы к себе, – думали они, – там безопасно».
Нет бы вспомнить, сколько раз они расправлялись с народностями северных земель – чиму, карангами, но в первую очередь с каньяри [17], для которых Атауальпа был жестоким тираном, повелевшим их уничтожить. Не он ли стер с лица земли огромный город Томебамбу, основанный его отцом, но вставший на сторону Уаскара? Для выживших возвращение палачей явилось даром Солнца. Бог подарил им месть. Начались изматывавшие беглецов вылазки. Потери ослабевших китонцев свели на нет подкрепление из Кахамарки. К тому же, тратя силы на отражение нападений каньяри, они замедлились, и армия Куско в итоге их нагнала. Арьергард, которым командовал Кискис, почти полностью разметала кавалерия Тупака Уальпы, брата Уаскара (а значит, и Атауальпы, только родился он в Куско).
Когда наконец армия Атауальпы добралась до долины Кито, было уже поздно. Потери оказались слишком велики, о восстановлении раньше чем через несколько лун не стоило и мечтать, а времени не осталось. Тогда Атауальпа приказал своему лучшему полководцу, Руминьяви Каменный Глаз, сжечь столицу и взобрался на самый высокий холм, «сердце горы», как называли его китонцы, откуда потом мог смотреть на пожар. Взяв город, Уаскар попадет на пепелище.
Ни одной слезы не пролил Атауальпа. Он продолжил путь на север, за пределы империи. Остатки его армии углублялись в густые леса, где было полно ядовитых тварей. Он надеялся, что Уаскар дальше не пойдет. Но недооценил то ли упорство брата, то ли его ненависть. Кавалерия Тупака Уальпы наступала им
Однако поверженный император все глубже уходил во влажные джунгли. После изнуряющей жары им пришлось ощутить на себе ледяные иглы андских вершин. Ни один воин из тех, кто остался в строю, не посмел возроптать, но осведомители докладывали, что они начинают проклинать день, когда появились на свет, и желают, чтобы смерть свела за них счеты с жизнью. Выбирая одного за другим, смерть внимала их мольбам.
Тем не менее Кискису удалось выжить после нападений Тупака. Теперь он ехал верхом рядом с императорским паланкином, обеспечивая личную охрану правителя. Полководцы не покинули Атауальпу. Они пошли бы за ним на край света.
Как-то утром они уже было подумали, что их преследователи остановились. Но вскоре во влажном воздухе разнеслись гулкие отзвуки боевой песни:
Череп предателя чашей нам станет,Зубы нанижем – и вот ожерелье,Кости – свирели, а кожа пойдетНа барабан.И пляску начнем.Если и слышал это Атауальпа, то виду не подал. Царственное достоинство он не терял ни при каких обстоятельствах.
Отступление стало напоминать странный сон. Им то и дело попадались убогие деревни, где жили ходившие нагишом люди, пугливые или, наоборот, любопытные. Некоторые поили и кормили пришельцев. Другие встречали враждебно, но все их оружие составляли несколько луков да копий с железными наконечниками, так что расправиться с ними удавалось в два счета. У них отбирали лошадей. Забивали скот. Брали всё подряд. И так восполняли отсутствие складов. Но хуже всего было то, что не стало дорог. Десятки раз люди и скот заходили в болота, изобиловавшие насекомыми. Одного раба, а затем одного быка утащили крокодилы.
Теперь двор Кито, обреченный на неминуемое растерзание, если бы остался на месте, вела армия, добавлявшая пестроты и без того потрепанному длинному кортежу.
Наконец они добрели до Северного перешейка, омываемого с востока мифическим морем, о существовании которого упоминали лишь несколько древних легенд, несколько чудом вернувшихся экспедиций да сбившиеся с пути выходцы из нескольких далеких племен. Оказалось, что это все же не миф, и некоторые, хоть и были безутешны, возгордились, почувствовав себя первооткрывателями. Другие, вспомнив древние предания о Рыжей царице, дочери Грома, посланнице Солнца, почтительно воздели руки к небесам. Атауальпа же суеверию предаваться не стал. Он преодолел перешеек и, собрав последние силы, еще дальше отодвинул границу известного мира, но затем остановился: на этот раз путь ему преградили не плохо вооруженные племена, а могучие воины, и доносившиеся с той стороны звуки не оставляли сомнений в воинственности их нрава, как и в непомерной любви к человеческим жертвоприношениям. Бесконечному отступлению все-таки настал конец: сам инка, его люди, жены, золото, скот и двор зашли в тупик, оказавшись теперь на длинном песчаном побережье, и это когда они оставили позади Анды, болота, перешеек на краю света и так далеко поднялись на север, что никто из их предков о таком даже не мечтал – ни Уайна Капак, его отец, ни великий реформатор Пачакути [19], так что оставалось ждать появления Уаскара и рокового исхода, который в итоге им удалось лишь отдалить.
Но пока властитель в печали размышлял об обстоятельствах, в которых ему скоро придется перейти в подземный мир, полководец Руминьяви явился просить об аудиенции. Происходящее к церемониям не располагало, да и сам Атауальпа сошел с паланкина и стоял, обратив лицо к морю; ароматы его не отличались обычной душистостью, волосы засалились, и он почти полдня не менял хитон, словом, напрочь забыл о формальностях, подобающих его сану, и тревожился, верно, что впоследствии тело его не будет бальзамировано, – тем не менее славный полководец предстал перед ним босым, преклонив голову и демонстрируя все положенные знаки смирения. Как-никак чело Атауальпы по-прежнему обхватывал императорский венец, с которого бахромой свисали красные кисти, а сверху красовался плюмаж из соколиных перьев, и для старого воина его отца этого было достаточно.