Цивилизация Х. Инспекция
Шрифт:
Вздрогнув, Дмитрий открыл глаза и ошалело огляделся. Он по-прежнему сидел на пне у дороги, и был ясный солнечный день.
– Чертовщина какая-то… – пробормотал он растерянно. – Я что, задремал?
С трудом поднявшись с пенька, Горин побрел по обочине дороги в сторону Портпосёлка. Про недавнее видение он забыл сразу – бред какой-то. Все его печальные мысли были сосредоточены на Кате.
Глава 2.
Обычная «бытовуха».
Утро выдалось чудесным – тихим, тёплым и ясным, идеальным для загородного отдыха, но для капитана Лужнецкого оно было началом очередного рабочего дня, напряженного и немного суматошного, как и бесчисленное множество других дней в карьере следователя уголовного розыска. За годы службы у него выработался особый нюх на незаурядные происшествия, причём инстинкт почти никогда его не подводил. Вот и сейчас, поднимаясь на крыльцо Управления, он почувствовал неясное волнение – первый признак того, что день обещает быть неординарным.
Дверь кабинета его бригады, шутливо называемого "резиденцией", была полуоткрыта (как всегда, первым пришёл Витюша Букин), и Лужнецкий, легонько пнув её ногой, вошёл внутрь, изображая на лице удивление.
– Здорово, Витёк! – поприветствовал он сидящего за столом старшего лейтенанта.
– Привет, Стас! – ответил тот, оторвавшись от бесцельного перекладывания канцелярских принадлежностей.
– Опять ты меня опередил.
– А как же, – довольно усмехнулся Виктор, – ранней пташке Бог подаёт…– Ты чего это такой возбужденный?
– Предчувствие нехорошее, – вздохнул Лужнецкий. Он по-прежнему ощущал, как растёт волнение и напряжение, словно у пса перед охотой. – Никаких ЧП?
– Типун тебе на язык! Нам бы со старенькими проблемами разобраться. Накаркаешь…
– А-а, ну ладно, – сказал Лужнецкий облегчённо и прошёл к своему столу. Присев на стул, он взглянул на часы: до официального начала рабочего дня оставалось ещё четверть часа. Решив использовать это время с пользой для дела, Лужнецкий крутанулся на вращающемся стуле на сто восемьдесят градусов к сейфу и, открыв его, достал одно из последних дел, которым занималась его бригада.
– Уже роешь землю? – шутливо спросил Букин.
Их разговор прервало появление лейтенанта Конышева. Его в оперативно-следственной бригаде Лужнецкого недолюбливали за паршивый характер и явную склонность к карьеризму. Но, как говорится, сослуживцев не выбирают. Сухо поздоровавшись с вошедшим, Лужнецкий и Букин демонстративно погрузились в изучение документов. Конышев же, казалось, не замечал натянутости отношений с коллегами, продолжая фальшиво играть роль "своего парня". Насвистывая модный мотивчик, он разбитной походкой прошёл к угловому столу и, плюхнувшись на стул, весело спросил:
– А вы что с утра такие серьёзные? Случилось что, шеф?
Лужнецкий поднял брови и скосил глаза на довольную физиономию Конышева. Шутить с ним у капитана не было желания, и он по-деловому ответил:
– Работа у нас серьеёная, Евгений, не до веселья… У тебя по делу в "Примбуле" столько белых пятен… Когда закончишь?
– На той неделе, Станислав Андреевич. Сегодня дожму Чижа, тогда и на его дружков выйдем.
– А если Чиж не расколется? – с сомнением спросил Лужнецкий. – Улик-то против него маловато, да и не очень-то они убедительны.
– Дожму, шеф, обязательно дожму. Как миленький всё выложит, уж поверьте, – самоуверенно ответил Конышев.
– Да? Ну ладненько… – Лужнецкий с сомнением покачал головой. – Только не пережми. Не хватало ещё жалоб и разбирательств на наши головы.
– Не беспокойтесь, Станислав Андреевич, эта гнида не пикнет. Я знаю, чем таких пронять. У меня домашняя заготовочка имеется…
Конышев не успел досказать, в чём суть его "домашней заготовочки", как в кабинет буквально влетел лейтенант Воробьёв, весь взъерошенный и возбужденный. Прямо с порога он выпалил:
– Мужики, у нас труп! Я только что от дежурного…
Букин многозначительно взглянул на Лужнецкого и негромко сказал:
– Ну вот, Стас, ворон ты наш ясновидящий…
– Да уж… – вздохнул тот и попросил Воробьёва: – Поподробнее, Влад. Ты что, бежал, что ли?
– Ну да… – смущённо ответил лейтенант. – Значит, так: убита женщина у себя в квартире на Мира, 37. Машина уже ждёт, эксперты тоже выезжают.
– Понятно… – хмуро сказал Лужнецкий, вставая из-за стола. – Ладно, все на выход, а ты, Евгений, займись Чижом. Мы там без тебя разберёмся.
Минут через двадцать все трое вместе с двумя экспертами-криминалистами входили в дверь пятой квартиры на втором этаже пятиэтажной "хрущобы". Здесь их уже ожидал дежуривший ночью опер Роман Василенко. Коротко поздоровавшись с коллегами, он негромко сказал Лужнецкому:
– Станислав Андреевич, я ничего не трогал, кроме двери, которую пришлось вскрыть, но всё сделал аккуратно. Тело в комнате. Море кровищи, будто на бойне…
– Ладно, Роман, разберёмся… – буркнул Лужнецкий, бегло осматривая место происшествия.
Это была самая обыкновенная однокомнатная квартирка, опрятная, но очень скромная. Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить достаток хозяйки как ниже среднего. Несколько удивляла старомодная мебель, которую уже редко увидишь в современных квартирах. Обернувшись к оперативнику, Стас спросил:
– Кто и когда обнаружил убитую?
– Соседка… – ответил опер. – Вернее, она позвонила в Управление, заподозрив неладное, а я выехал для проверки. Дежурство уже кончалось, думал, почудилось что-то старушке, приеду, разберусь, успокою и домой, а тут… Зверство какое-то. Всякое видел, но это… Да вот, смотрите, – сказал он, пропуская капитана в единственную комнату.
Едва войдя через приоткрытую стеклянную дверь в комнату, Лужнецкий увидел распростёртое на полу тело молодой женщины. Она лежала на спине, раскинув руки и ноги, почти у самого окна. На ней было красивое вечернее платье василькового цвета, разорванное на груди до пояса, а обнажённое тело покрывали страшные раны. Всё вокруг залито кровью. Рядом с жертвой лежало и орудие преступления – обычный с виду кухонный нож. В том, что это именно преднамеренное убийство, Лужнецкий не сомневался. Судя по всему, жертва сопротивлялась нападавшему на неё преступнику, а не была застигнута им врасплох. Повсюду виднелись следы борьбы: разбитое стекло в серванте, сдвинутый стол с валяющимися рядом с ним скатертью и разбитой вазой, усыпанной целым ворохом роскошных белых роз, опрокинутый стул со сломанной ножкой…