Цивилизация классического ислама
Шрифт:
Собственно говоря, правомерность фатимидских претензий всегда оспаривалась: как современниками, так и позднейшими хронистами суннитского направления, равно как и учеными нашего времени. Кое-кто не замедлил уличить Убайд Аллаха в том, что он не имеет никаких родственных связей с потомками Фатимы. Ныне общепризнано, что он был лишь видимым представителем тайного имама исмаилитов, связанным со своим имамом духовным родством, и что в этом качестве, как полагают, он мог законно объявлять себя ожидаемым махди.Убайд Аллаху наследовал Абу л-Касим ал-Каим — личность не менее загадочного происхождения, хотя Убайд Аллах всегда считал его сыном и представлял как потомка имама Исмаила: с этой целью он умышленно возвел его в ранг выше своего собственного, отразив это приставкой ал-каим( би-амр Аллах)— «тот, кто взял на себя дело Аллаха». Но неясность, присущая эзотерическому исмаилитскому движению, адепты которого всегда намеренно пользовались фигуративным
Ее первые надежды свергнуть аббасидскую власть потерпели крах, после того как посланные из Багдада войска при поддержке наместников Египта победоносно отбили троекратно предпринимавшиеся против этой провинции военные походы. После этого она в течение некоторого времени довольствовалась правлением в Ифрикии, где в 920 г. была основана укрепленная резиденция Махдийа, «город Махди», но где хватало трудностей, способных замедлить деятельность в восточном направлении. С одной стороны, местные берберы были разделены на две соперничающие и враждебные группы, а сами сторонники фатимидского режима, принявшие его главным образом из протеста перед арабским владычеством Аглабидов, не всегда были покорны. С другой стороны, очень скоро появилась необходимость ликвидировать хариджитское королевство Тахарт и привести в «вассальное» состояние идрисидского принца Феса. Наконец в 943–947 гг. вспыхнуло ужасное, вдохновленное хариджитами восстание «человека на осле», получившее содействие суннитов маликитской школы, сохранившей влияние в Кайруане и поддержку умаййадского суверена, ревниво следившего за установлением в Северной Африке государства, способного с ним соперничать. Таким образом, только четвертый фатимидский халиф ал-Муизз (953–975) сумел распространить свое господство до берегов Атлантики, остановив морское наступление властителей Кордовы.
Эти запоздалые военные успехи, впрочем, не принесли удовлетворения берберам, ставшим жертвами фискальных злоупотреблений, которые быстро развеяли их первоначальный энтузиазм. Их недоброжелательство ускорило процесс подготовки для возврата на восток, хотя политическая конъюнктура, как и в начале столетия, не благоприятствовала устремлениям новой династии. Тем временем дробление империи действительно усилилось, как мы видели выше, и Фатимиды перестали быть единственными, кто играл на шиитских требованиях населения, поскольку то там, то здесь устанавливались режимы той же религиозной ориентации. Активной исмаилитской пропаганде пришлось отныне ограничиться в Египте пределами принципата Ихшидидов, который наследовал полунезависимому наместничеству Тулунидов, но впал в анархию и завяз в экономических трудностях после смерти знаменитого черного регента Кафура. За идеологической подготовкой последовало насильственное завоевание страны, осуществленное фатимидским полководецем Джавхаром в 969 г., и строительство новой резиденции, Каира, предназначенной, как и другие исламские столицы эпохи, укрывать суверена и его войска. Первый подъем города сопровождался строительством мечети Ал-Азхар, которая на протяжении столетий будет центром фатимидо-исмаилитской пропаганды, а затем станет одним из важнейших центров обучения суннитской доктрине. Но наиболее ощутимым результатом фатимидской победы над прежними правителями Египта было установление шиитского халифата в Каире — в непосредственной близости с аббасидским халифатом в Багдаде, — тогда как сирийские территории, простершиеся между Ираком и Египтом, стали отныне лишь ставкой в новых битвах за влияние.
В ходе этих войн Фатимиды первоначально сумели овладеть Дамаском в 970 г. Но они так и не смогли установить свое господство по всей стране, где столкнулись с аббасидскими интригами и разного рода враждебностью. Им пришлось не только отбиваться от бахрейнских карматов, угрожавших даже Каиру, но и встретить сопротивление византийцев, которые установили на какое-то время нечто вроде протектората в Северной Сирии. С другой стороны, непокорность племен, каждое из которых преследовало собственные амбиции и поддерживало сыгравших важную историческую роль местных принцев, таких как Хамданиды и, позднее, Мирдассиды, еще больше запутывала ситуацию. Халеб лишь ненадолго попал в руки Фатимидов. Дамаск пережил не одну перемену власти и множество беспорядков, часть которых была вызвана соперничеством между магрибинскими и восточными воинами, пока наконец окончательно не вышел из-под египетского подчинения и с 1079 г. не был оккупирован сельджукидским эмиром.
В течение этого времени фатимидские халифы держали в Ифрикии в качестве своего представителя берберского эмира, основавшего династию Зиридов, что незамедлительно привело и с этой стороны ко многим разочарованиям. Деятельность маликитских богословов фактически подтолкнула зиридских эмиров на разрыв всех отношений с их повелителями и восстановление суннитского режима в своей провинции: что и произошло в 1041 г., когда эмир ал-Муизз ибн Бадис признал власть Багдадского халифата. На этот мятеж последовала жесткая реакция, поскольку тогдашний каирский вазир бросил против Ифрикии дикие банды бану хилялей, которые устроили там колоссальный погром и заставили преемника ал-Муизза снова, правда временно, принять фатимидский сюзеренитет. Но тем не менее разрыв между исмаилитским Египтом и суннитским Магрибом был обозначен, в дальнейшем фатимидское господство не удержалось на богатом, некогда завоеванном Аглабидами острове Сицилия, к которому каирские суверены мало-помалу потеряли интерес.
Последние разворачивали деятельность главным образом на Востоке, организуя свой режим, навязывая идеологию, философская и религиозная оригинальность которой будет видна далее. Победить суннизм, сохранявшийся в Египте, как прежде в Ифрикии, в маликитской форме, и распространить «правильное учение» они рассчитывали главным образом с помощью миссионерской пропаганды, которой придали систему, наделили сложной иерархией посвященных и исполнителей и которая опиралась на существующий в Каире с 1005 г. центр обучения под названием «Дом мудрости» (дар ал-Хикма).Первое время те, кто отказывался соблюдать шиитские обряды, подвергались репрессиям, и даже еще в начале XI в. из Египта решено было изгнать маликитских правоведов. И только с XII в. начался период относительной толерантности, ознаменовавшийся тем, что два суннитских кади получили разрешение вести дела в Каире наряду с исмаилитским и имамитским кади.
В вопросах организации управления исмаилитская идеология придавала халифу-имаму исключительные качества, ставившие его выше простых смертных и, как следствие, дававшие ему власть, которой дотоле не располагал ни один мусульманский правитель. Общественное мнение ожидало от этого прежде всего начала эры мира и справедливости, где прежний Закон был бы отменен и заменен Законом более совершенным и новый режим был бы, таким образом, избавлен от беспорядков и трудностей, преследовавших всех исламских правителей.
Фактически поначалу исмаилитская система не принесла ничего существенного. Конечно, теперь фатимидский халиф оправдывал свое право на власть не выбором, а тайным назначением своего предшественника с момента его восшествия на престол, о чем обычно было известно только одному из приближенных, избранному хранителем его решения, но это не искореняло раздоров по поводу наследования. Один из особенно серьезных произошел при восшествии ал-Мустали в 1094 г. и положил начало сепаратистскому движению низаритов, сторонников Низара, старшего брата нового халифа, отстраненного in extremis [4] вазиром. Что касается исмаилитской доктрины, то в конечном счете она осталась уделом посвященных, тогда как религиозная и социальная жизнь продолжала регулироваться расхожими, слегка видоизмененными предписаниями, определение которых можно найти, например, в «Столпах ислама» кади алНумана.
4
In extremis — в последний момент (лam.).
Таким образом, фатимидские халифы вели себя, по сути, так же, как другие династии той эпохи. За исключением разве что халифа ал-Хакима, правившего в 996—1021 гг., который в конце жизни возжелал, чтобы его признали богом. Как и прочие суверены, они постепенно утратили свой авторитет. Если первое время Фатимиды правили посредством одного вазира, чьи обязанности ограничивались функцией помощника, то в конце XI в. была введена практика «полномочных вазиров», которые фактически были военачальниками, имеющими широкие полномочия. Наиболее известным из них был армянский вольноотпущенник Бадр ал-Джамали. Эти вазиры руководили предельно централизованной администрацией, находясь во главе корпуса чиновников с четко расписанными функциями и с определенной сферой деятельности. Каждой функции соответствовал знак отличия, жалованье и место на торжественных приемах. Различались чиновники сабли и чиновники пера согласно обычаю, который затем утвердился в Египте и который объединял в одной социальной категории администраторов, кади, великого «миссионера», чтецов Корана и разных сановников двора. Несмотря на частые изменения в титулах и назначениях, различные службы функционировали исправно и обеспечивали поступление налогов, что способствовало поддержанию фатимидского Египта в состоянии процветания, которое обеспечивалось поставляемым золотом Нубии, разнообразным сельскохозяйственным производством, активным ремеслом и торговлей со странами Средиземноморья, а также с более далекой Индией.
Подобное процветание не могло не способствовать расцвету культурной жизни, поддерживаемой и поощряемой отчасти деятельностью каирского двора, где давались приемы, ничем не уступавшие в пышности приемам аббасидских халифов и византийских императоров. Разумеется, фатимидские суверены имели собственных льстивых поэтов, наиболее известным из которых был выходец из Андалуса Ибн Хани. Но наиболее оригинальной их чертой было поощрение развития наук, именуемых чужеземными, которые в суннитских землях всегда вызывали определенное неприятие. Благодаря поддержке Фатимидов была оценена и востребована вся древняя «мудрость» в широком смысле. В почете, как и во времена аббасида ал-Мамуна, были астрономия, медицина и математика, так же как и философия, более или менее тесно связанная с изложением исмаилитской мысли, зачастую принимавшим теософский вид. В искусстве безусловно поощрялась музыка, а декоративное искусство, как никакое другое, прибегало к аллегорическим образам, что свидетельствовало об унаследованной от Античности определенной концепции красоты и гармонии.