Цивилизация. Новая история Западного мира

Осборн Роджер

Первые сдвиги в европейской культуре 1950-х годов были вызваны необходимостью наконец взглянуть в лицо прошлому, проблесками света с той стороны Атлантики, раздражением против конформизма послевоенного общества. Хотя в основном европейская культура оставалась привязанной к традиционным формам — роману; поэзии, театру, — свой отчетливый голос начал обретать европейский кинематограф, в первую очередь в «авторских» картинах итальянских и французских режиссеров — Росселлини, де Сика, Антониони, Феллини, Карнэ, Трюффо, Шаброля — и шведа Ингмара Бергмана. Британскому кино, специализировавшемуся на легких комедиях и инсценировках классической литературы, придали новую остроту и направленность Линдсей Андерсон и Карел Рейш — выпущенный Рейшем в 1959 году фильм «В субботу вечером, в воскресенье утром» показывал, что жизнь рабочих людей в эпоху социальных перемен способна стать достойным предметом кинематографического искусства.

К 1960-м годам граждане западных стран стали постепенно избавляться от сковывавшего их страха перемен. Поколение политиков, завоевывавших голоса избирателей,

таких как Джон Кеннеди, Гарольд Уилсон и Вилли Брандт, становилось проводником нового оптимизма — вряд ли можно было представить себе более разительный контраст, чем между скучным и предсказуемым Эйзенхауэром и порывистым, энергичным Кеннеди или между сановным аристократом Дугласом-Хьюмом и получившим образование в государственной школе Уилсоном. Экономическое возрождение Европы проложило дорогу триумфальному шествию американского консьюмеризма по континенту, приученному экономить и обходиться малым. Интенсивнее всего социальная, культурная и коммерческая энергия американской жизни разрядилась в Британии, пошатнув иерархическое, замкнутое, стиснутое условностями до самого основания общество. Словно пронизанная мощным потоком электричества, жизнь страны вспыхнула социальными коллизиями и творческой активностью. Последовавшие общественные перемены были настолько экстраординарными, что на несколько лет в середине 1960-х годов Великобритания стала похожа на аквариум с золотыми рыбками, к прозрачным стенкам которого прильнул весь мир. Конфликты между старшим и младшим поколениями, между традицией и современностью, между авторитетом и свободой создавали у участников и наблюдателей захватывающее ощущение личной и коллективной драмы, и именно его запечатлели романы, фильмы, пьесы, телепрограммы и популярная музыка той поры.

Творчество «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Ху», «Кинкс» и целой плеяды молодежи, впитавшей в себя музыку черной Америки, в эпоху глобальных коммуникаций сделалось феноменомглобального масштаба, сумевшим, помимо прочего, вдохнуть новую жизнь и в американскую популярную культуру Массово производимые проигрыватели и транзисторные приемники доносили до созревшей аудитории по всему миру послание непокорности, обновления, индивидуальности, пренебрежения к авторитетам. Несмотря на выхолощенность и фальшивость основного потока поп-музыки, небольшому числу музыкантов удавалось превратить трехминутный сингл в возвышенную форму культурного выражения — одновременно воспевающую какофонию городской сутолоки и не скрывающую страстного желания укрыться от нее в романтической любви, передающую радостное возбуждение от нового мира и щемящую тоску по уходящему в небытие старому.

Мало в чем это ощущение трансформирующегося на глазах общества проявило себя так ярко и фактурно, как в одном из самых замечательных шедевров популярного искусства, когда-либо созданных человеком. 9 декабря 1960 года телевизионная компания «Гранада» начала транслировать сериал «Улица Коронации» — мыльную оперу из жизни рабочего класса, создателем и сценаристом которой был Тони Уоррен. Изображавшая повседневный быт простых людей, эта программа совершила настоящую революцию в жанре, напомнив обществу, взбудораженному эпохой перемен, сколько драматизма, юмора и чистой витальной энергии заключено подчас в ничем, казалось бы, не примечательной человеческой жизни.

Отступление социального консерватизма, воцарившегося после войны, объяснялось не только торжеством нового духа оптимизма. Другим могильщиком стал сплошной поток откровений прессы, изобличавших продажность, некомпетентность и своекорыстие властей. Скептическое отношение к авторитетам уравновешивалось растущей терпимостью — именно чуткая реакция на эти настроения заставляла западные правительства в числе прочего принимать официальные меры к запрещению расовой дискриминации и легализации гомосексуализма; и если новые иммигранты по-прежнему сталкивались в Европе с предрассудками, то наиболее откровенные и злостные проявления расизма были поставлены вне закона. Расширились и возможности для образования — экономическое благоденствие позволило властям сделать высшее образование доступным для широких масс и отказаться от процедур отбора, базировавшихся на довоенных понятиях о классовых привилегиях. Выросла и социальная мобильность, хотя причиной этого была не добровольная сдача позиций высшими сословиями, а кардинальное расширение сферы деятельности для специалистов и «белых воротничков», происходившее за счет сокращения производства.

Если для европейцев 1960-е годы запомнились как эпоха социальной либерализации, то Соединенные Штаты, ведущая культурная и политическая сила Запада, с 1963 по 1974 год пребывали в состоянии перманентного кризиса. В этот период над американским обществом тяготели два проклятия: бесправное положение афроамериканцев и Вьетнамская война, — и их суммарного импульса едва не хватило, чтобы привести государство к полному краху.

Южная политика «раздельных, но равных» условий для белых и черных всегда оставалась обманом, и в 1950-е годы этот обман был изобличен перед всем миром. В эпоху глобальных коммуникаций фотографы и съемочные группы из Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, Лондона. Парижа, Франкфурта и Милана беспрепятственно стекались в Алабаму и Миссисипи, чтобы запечатлеть знаки «Только для белых» и «Только для цветных», которые украшали питьевые фонтанчики и помещения железнодорожных вокзалов Бирмингема и Джексона. После того как Америка «вышла в мир», ее неблаговидный секрет перестал быть секретом — сегрегация сделалась настоящим бельмом на глазу лидера так называемого свободного мира.

К тому моменту сами афроамериканцы, за плечами

множества из которых был опыт войны и работы в индустриальной экономике, чувствовали себя гораздо увереннее и имели все основания полагать, что Америка (ради которой они проливали пот и кровь) принадлежит им не меньше, чем всем остальным. Умело сочетая координированные акции протеста с судебными исками, они начали бороться за свое равноправие. В 1954 году Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения взяла под опеку дело жителя Канзаса Оливера Брауна, чьей дочери Линде было отказано в приеме в близлежащую «белую» школу. Дело достигло Верховного суда, который признал сегрегацию государственных школ неконституционной. После этого председатель суда Эрл Уоррен отменил действовавшее на протяжении 60 лет конституционное решение по делу «Плесси против Фергюсона», тем самым поставив вне закона сегрегацию любых мест и услуг общественного пользования. 1 декабря 1955 года в городе Монтгомери, штат Алабама, Роза Паркс была арестована за отказ уступить место в автобусе белому мужчине. Когда черные под руководством местного баптистского священника Мартина Лютера Кинга устроили автобусной компании бойкот. Верховный суд распорядился, чтобы компания изменила правила. Двойная тактика массовых протестов и юридических инициатив принесла серьезные результаты. Тем не менее до 1963 года только 9 процентов школьных округов Юга прошли десегрегацию, а запугивание и прямое насилие оставались серьезной помехой реальному осуществлению черными прав на образование, голосование и равное пользование общедоступными услугами. Несмотря на надежду президента Кеннеди привести афроамериканцев на избирательные участки и изменить политический расклад сил на Юге, белые прибегали к любым способам, не гнушаясь даже убийствами, чтобы не допустить регистрации черных избирателей. В 1962 году потребовалось присутствие трехтысячного контингента федеральных войск, чтобы ввести Джеймса Мередита, первого чернокожего студента, зачисленного в Университет штата Миссисипи, в здание этого учебного заведения.

До 1963 года гражданские права черных оставались внутренним делом Юга и как правило не привлекали внимание остальной страны. Конференция христианских лидеров Юга под руководством Мартина Лютера Кинга, недовольная медлительностью перемен, приняла решение организовать массовый марш протеста. По призыву конференции тысячи афроамериканцев начали стекаться к зданию мэрии Бирмингема, чтобы во всеуслышание потребовать от властей равноправия. Телевизионные кадры, запечатлевшие устроенную с применением собак полицейскую расправу над беззащитными демонстрантами — среди которых были дети, — заставили Америку замереть от ужаса и поставили вопрос о гражданских правах черных на первое место в национальной повестке дня. В ходе телевизионного обращения 11 июня 1963 года из уст президента прозвучали слова: «Мы стоим перед лицом морального кризиса как страна и как народ». Кеннеди направил подготовленный его командой пакет законов о гражданских правах на утверждение в конгресс, однако даже в ситуации, когда страна распадалась у них на глазах, вашингтонские политики отказались сказать свое веское слово. 28 августа 1963 года, в столетнюю годовщину Декларации об освобождении рабов, более 200 тысяч афроамериканцев и их белых сторонников устроили шествие через весь Вашингтон к Мемориалу Линкольна. Участники крупнейшей на тот момент демонстрации за всю историю Вашингтона услышали обращенную к ним речь Мартина Лютера Кинга, мечтавшего о нации, в которой его детей «будут судить не по цвету кожи, а по характеру». Не прошло и месяца, как в результате террористического взрыва в одной из церквей Бирмингема погибли четверо черных детей, а еще два месяца спустя президент Кеннеди был убит в Далласе. Возможность того, что за убийством президента скрывался заговор, открытое противостояние на Юге и политическое бездействие Вашингтона заставляли поверить, что Америка стоит на краю обрыва. Нация, созданная, чтобы творить и воплощать добро, по мнению многих, находилась в последней стадии разложения.

Линдону Джонсону явно недоставало талантов харизматического Кеннеди, но он был разумным и опытным политическим игроком — и к тому же верным адептом Франклина Рузвельта. Джонсон немедленно добился от конгресса утверждения пакета законодательных мер своего предшественника, дополнительно расширенного и наделившего полными правами афроамериканцев, а также учреждавшего органы контроля и реализации программы десегрегации. В Миссисипи и Алабаме продолжали убивать активистов борьбы за гражданские права и обычных чернокожих жителей, однако в 1965 году были приняты дополнительные меры, и под угрозой федерального вмешательства Юг начал меняться. Черные кандидаты стали выигрывать места в законодательных собраниях южных штатов впервые почти за сто лет.

Последующие события продемонстрировали пределы легального равенства в стране, по-прежнему не избавившейся от глубоко сидящей ненависти к черным. К тому моменту, когда 4 апреля 1968 года в Мемфисе, штат Теннесси, пуля неизвестного убийцы оборвала жизнь Мартина Лютера Кинга, в черных кварталах по всей стране вспышки массового насилия происходили уже не первый год — в том числе знаменитый бунт в лос-анджелесском районе Уоттс, стоивший жизни 34 людям, а также крупные волнения в Нью-Йорке, Чикаго, Детройте, Атланте и дюжине других городов. Это были самые кровопролитные и крупномасштабные гражданские беспорядки со времен американской революции. Ни в одном из очагов этого национального пожара не практиковалась сегрегация, однако у черного населения трущоб неизменно оказывались самые плохие жилищные условия, самые плохие школы и больницы, его представители имели меньше всего шансов найти работу в городах, терявших смысл своего существования.