Цивилизаtion

ГНОМ

– Мы счастливые. Что ты можешь еще сделать? Ты принес огонь, который греет нас. Научил ловить много зверей. Мы едим рыбу, пьем молоко козы, Тыкто счастлив. Люди Тыкто счастливы.

И действительно: что еще я мог дать этому обществу? В сравнении с двумя годами ранее они улучшили свою жизнь в десятки раз. Огонь отпугивал диких животных и грел дикарей зимой. Зверь и рыба попадались в ловушки в избытке, домашний скот давал мясо, шкуры и молоко. Чем соблазнить дикаря, если у него есть все, в чем он нуждается? Ведь если подумать, то даже сейчас многие люди живут, удовлетворяя лишь потребности в еде, одежде и теплом жилье. А этим дикарям даже не с чем сравнивать. Им не представить костюм от Zegna или новый iPhone, подогреваемый руль или новую плазму с ультра-HD. Да что там плазма, если даже горячая ванна была им недоступна. Но человек в шкуре сидел напротив меня и говорил, что он счастлив. И очень похоже, что не врал.

Я перебирал в голове варианты. Тыкто можно попробовать соблазнить тем, что мы захватим много новых племен, и тогда его величие как вождя усилится. Но та ли это цель? Я не видел в его глазах зависти к Чуку, который завладел племенем в пять раз большим. Увлечь Тыкто обещаниями по повышению уровня жизни его собственного племени? Выковать ему корону и блестящие латы? Провести водопровод? Что дальше?

Самое ужасное, что, задавая этот вопрос, я не мог ответить и самому себе: «Что дальше?» К чему я толкаю прогресс? Не пора ли остановиться? Зачем все это? Я понял, что в этом мыслительном тупике сошлись и терзания Тыкто, и мои тягостные думы последних дней, и весь этот душевный кризис. Разобравшись в себе, я, видимо, разрублю этот гордиев узел. Но ответ не приходил.

– Попроси своих людей мне помочь. Обещаю, я объясню тебе, зачем я все делаю. Но не сейчас. Потом.

Я встал и повернулся к Тыкто спиной. Это означало, что разговор окончен. Без этого жеста мы могли просидеть еще несколько часов молча.

Взяв с собой четырех человек, я двинулся в свой дом. Погода портилась, но я шел не торопясь. Сегодня атмосферный столб давил на плечи особенно сильно. Мне предстояло найти ответ на Вопрос.

Глава 30

Лежа на кровати, я размышлял, в чем смысл моего пребывания здесь. Будучи полубогом, я мог и знал очень многое, особенно в сравнении с тем, что имело здешнее человечество. Значит, от моих решений круто зависит развитие мировой науки, а следовательно, и цивилизации в дальнейшем. Уж если мне суждено было творить альтернативную историю, то нужно делать это максимально эффективно.

Я ломал голову, по какому пути развивать прогресс, пока в один из вечеров снова не решил вспомнить старую добрую игру «Цивилизация». Возможно, она подскажет если не ответ, то хотя бы направление мысли. Я вновь начал перебирать последовательность открытия наук, необходимых для максимального прогресса. Строительство, земледелие, работу с керамикой я уже, можно сказать, открыл. Колесо, бронзу, кирпичную кладку — тоже. Из элементарных наук оставался нетронутым алфавит, позволявший затем открыть письмо, но зачем он мне? Писать-то особо не на чем, бумагу я вряд ли сварю, да и чернила не сделаю. Причем для меня этот этап пройден – ведь я писать умею. Также в игре был «обряд погребения», который в перспективе давал «религию». Может, в этом ключ? Да нет, бесполезная наука. Я сам тут религия.

Получалось, что все базовые технологии я открыл. Дальше начинались нужные для сценария захвата планеты, но не востребованные мною «астрономия» и «навигация». «Письмо» давало «литературу» и «математику». Это открывало, в свою очередь, путь к «денежному обращению», «торговле», «университету». Дальше начиналась эра изобретений: «порох», «металлургия», «мануфактуры»... Дойду ли я до такого прогресса в течение своей жизни? Что может помешать мне сделать это максимально быстро?

И тут меня осенило. Я вскочил и нервно заходил по темной комнате. Конечно же! Гениальный Сид Мейер, придумывая игру «Цивилизация», учел то, что я столько времени упускал из виду. Алфавит, письмо, литература — вовсе не бесполезные науки. Это те вещи, которые сохранят мои достижения, ускорив дальнейшее развитие человечества. В одиночку я уже сделал почти все, что мог. И поэтому уперся в стену. Дальнейший прогресс должно делать общество, а я обязан ему в этом помочь. Пусть не это поколение, а через сто, да хоть тысячу лет потомки прочтут об авиации, телевидении, космосе. Но без умения хранить информацию все мои достижения, вероятнее всего, пропадут после моей смерти.

Меня переполняли идеи. Обладая элементарными знаниями, я все-таки смогу нарисовать самолет, танк, подводную лодку, вертолет или велосипед. Да мало ли вещей, которые для нас кажутся обыденными, я смогу описать.

Стоп! Второй раз за вечер я остановился, словно пораженный молнией.

Вертолет, парашют, танк. Это ведь те вещи, которые нарисовал Да Винчи. Гений изображал изобретения, ставшие доступными через пятьсот лет, возможно, руководствуясь теми же принципами, что и я. А может, он был вовсе не гений? Ни путешествие в космос, ни телевидение, ни какие-нибудь лазерные лучи предсказаны не были, но были и танк, и парашют, и вертолет. Возможно, в прошлое попал, скажем, мальчик из 1950-х годов? Скажи мне кто-то о такой версии пару лет назад, я бы покрутил пальцем у виска. А сейчас мне это казалось практически очевидным.

А Уэллс? Как можно было написать про мощную бомбу, которая высвобождает энергию при расщеплении атомов, когда в Англии его времени дома освещались свечами? Или предсказать посудомоечную машину, траволатор или центральное отопление? Погодите, ну а Жюль Верн? В середине девятнадцатого века предсказывать авиацию на основе алюминия, космодром во Флориде и видеосвязь с телевидением? Возможно ли это сделать, не будучи очевидцем? Или все они были? А скольких еще подобных предсказателей мы не знаем, потому что они не удосужились задокументировать свои фантастические мысли, или попросту были сожжены на кострах?

Я понял, что мне нужно было делать, и объяснения для Тыкто явились сами собой. Получив четкое описание своего предназначения, я как будто открыл дверь в новую эру. Мне хотелось бежать и строить новый мир прямо сейчас, и с большим трудом удалось заснуть только под утро.

Позже, сидя напротив Тыкто, я старался донести до его сердца то, что понял ночью сам.

– Когда я пришел и стал кидать дерево в огонь, никто не знал, зачем это. Но сейчас вы всё понимаете. Когда я бил крапиву палками и делал из нее нити — никто не понимал, что я делаю. А сейчас вы ловите веревками зверей и рыбу. Когда я клал в огонь руду — никто не думал, – я продолжал приводить примеры моих простых действий, приводивших к прогрессу. Видно было, что Тыкто понимает, о чем я говорю, но не догадывается, куда я клоню. Простыми словами я старался объяснить ему смысл своего монолога.

– Там, откуда я пришел, люди умеют очень многое. Они видят и слышат друг друга на расстоянии, носят оружие, которое пробивает любую броню, летают по небу как птицы. Я хочу научить твое племя удивительным вещам. И если я делаю то, чего никто не понимает — это потому, что я делаю что-то новое. Вот для чего я прошу помощи твоих людей и буду просить в дальнейшем. Ты их вождь, они покорны тебе. И если веришь мне, то помоги. Чтобы ты тоже смог делать удивительные вещи.

Произнося эти пафосные слова, я старался делать большие паузы, но когда закончил, Тыкто все равно задумался очень надолго. Видно было, что мозг старается изо всех сил понять больше, чем то, на что был способен. Наверное, это как если бы мне кто-то рассказывал теорию струн, убеждая, что именно эта система объясняет устройство мироздания. Я бы понял каждое слово в отдельности, но общий глубинный смысл...

Тыкто внимательно посмотрел мне в глаза преданным взглядом и, наконец, сказал:

– Гным, я хочу летать по небу, как птица. Я верю тебе.

Я не удержался и крепко обнял его.

Часть вторая. Лиа

Глава 31

«Зеленый свет» был получен, и теперь предстояло разработать план для интеллектуального рывка вперед.

Очевидно, что ставку следовало делать на молодое поколение, которое и должно было построить новый мир уже через пару десятилетий. Сравнивая здешних обитателей с современными людьми, я уже давно понял, что самостоятельно взрослый туземец доходит до уровня развития пятилетнего ребенка. Нет, физическое развитие было на высоте. Наблюдалось даже превосходство в реакции, выносливости и силе по сравнению с нынешним, ослабленным вредными привычками и диванным образом жизни населением. Но вот интеллектуальный рост был ограничен: как и пятилетние дети, туземцы умели считать до ста, обладали простыми эмоциями и скудным словарным запасом. При этом у меня была уверенность, что возьми я шефство над младенцем, через пять лет он начал бы считать не хуже Тыкто, а вдобавок выучил алфавит и русский язык без акцента.