Constanta
Шрифт:
– А как отключиться? – спросил Коля, зажмуриваясь.
– Это просто. Вспомни себя до рождения.
Скрипнула дужка, донёсся лёгкий плеск. Коля почувствовал лёд всей изнанкой кожи. Стиснул зубы…
Вода выплеснулась.
Он открыл глаза. Лужа расплывалась у ног. Мимо.
Улыбаясь, дед покачал пустым ведром.
– Молодец!
– Дед! – Стоя у дома и прижимая к себе Колину одежду, Вика сердито смотрела на них.
– Идём, – махнул ей дед рукой.
Коля молчал, не в силах произнести ни слова. Рот его был открыт.
После экзекуции, отправив внучку и Колю в дом, дед взялся было снова за рубанок, но сноровка покинула его. Инерция была велика. Экзекутор доминировал над плотником. Он решил передохнуть. Отложил рубанок, развернулся и пошёл по следу молодёжи. Возвращать былое равновесие.
– Эй, Серафим! – раздался вслед ему оклик.
Он оглянулся. За забором маячила грузная фигура соседа Леонтия. Махая руками, тот звал к себе. Изменив направление, дед пошёл ему навстречу.
– У тебя никак гости? – спросил Леонтий, поздоровавшись.
– Да, – ответил дед. – Внучка.
– А парень кто?
– Какой парень?
– Цыган. Никак жених, а? – Лицо Леонтия розовело на глазах, предвкушая свежую животрепещущую новость для всего посёлка.
– Привиделось тебе. Внучка одна.
Леонтий растерянно вытаращил глаза.
– Не было никакого цыгана, – сказал дед. – Собака на цепи – почуяла бы.
– Шёл я мимо давеча… – неуверенно начал Леонтий.
– Меня рядом видел? – спросил дед.
– Нет.
– Я же говорю – привиделось. Мне с чужаком на одном дворе не разойтись.
– Ладно, шут с ним, – проговорил Леонтий, смотря на деда с недоверием. – Значит, одна твоя внучка?
– Одна голубка, одна.
Вынужденный поверить на слово, Леонтий махнул рукой. Порозовевшее лицо начало бледнеть. Оставляя в покое чужие радости и печали, пришло время вспомнить про свои собственные.
– Беда у меня, Серафим.
– Что случилось?
– Мыши. Целое кладбище в подвале.
– Вот это да! Неужто голодуха доконала?
– Я было поначалу и сам так подумал. Да у всех, вишь, знак характерный – хребет переломан. Опознал, чья работа. Летом у меня мансарду семья снимала. Тихая, хорошая, всем довольная. И я ею доволен тоже был. Питались они там же – в мансарде. На погибель мышам. И, вишь, одну за другой потом из мышеловки тихо, тайком, в простенок отправляли. Он худой у меня. Все до подвала и долетали. Полез намедни за огурцами, а там…
– Вернули, стало быть, тебе твоё добро? – заметил дед, улыбаясь.
– Нагадили поганцы в самую душу. Что теперь делать?
– Яму копать, – посоветовал дед. – Для братской могилы. Чем глубже, тем лучше.
Сзади в доме скрипнула дверь, наружу выглянула Вика.
– Дед! Ты где? Мы с Колей ждём тебя.
– Иду, – откликнулся дед.
Леонтий, насторожившись, вытянул шею.
– Коля? А кто это – Коля?
– Родственник малолетний.
– А говорил – одна внучка.
– Так он от земли два вершка. Не считается.
– Он на тебя больше похож или смуглее? – вновь начало розоветь лицо Леонтия.
– Чуток смуглее.
– Он самый и есть цыган! – не терпящим возражений тоном заявил Леонтий. – Два вершка волосы у него на голове.
– А хоть бы и так. Что теперь?
– Женихаться приехал?
– Эх, как у тебя личность разгорелась! – заметил дед. – Был бы курящим – прикурил.
– А всё же?
– Напрасно ты полыхаешь, Леонтий. Нет здесь ни женихов, ни невест. Одни родственники. Вечером уезжают.
– Ах, Серафим, – покачал головой Леонтий. – Старый ты краб. Так и помрёшь со своими тайнами.
– Вот свидимся на том свете, тогда и исповедуюсь, – улыбнулся дед. – Узнаешь всё.
Они не покидали дом до вечера. Пользуясь подвернувшейся возможностью, дед обучал Вику премудростям домашней кулинарии. Под его руководством она попыталась приготовить обед – первый в своей жизни. Не хватило нескольких ингредиентов. Каких именно, дед не уточнил, лишь многозначительно прищурившись во время общей пробы.
Коля долечивался. На сей счёт в его распоряжении были пар от сваренной в мундирах картошки, горячий сладкий чай и старые, выцветшие от времени, фронтовые фотографии деда.
Пришло время отъезда. Как ни отговаривали деда и Вика, и Коля, он отправился провожать их на станцию.
Стоя перед раскрытыми дверьми электрички, Вика не удержалась и бросилась ему на шею.
– Не забывай про меня, – сказал он ей на ухо. – Приезжай.
– Обязательно, – прошептала она. – Я люблю тебя, очень-очень…
Прощаясь и жмя руку деда, Коля смотрел на него во все глаза. Стараясь запечатлеть всё, не пропустить ни одной детали, он высекал его навечно в граните своей памяти.
Электричка уехала. Смахнув невольную слезу, дед постоял, посмотрел ей вслед и отправился домой.
Оставленный один, визжа и лая, пытаясь вырваться на волю, Рой бесновался на цепи. Дед открыл калитку, прошёл во двор и остановился перед псом. Утихомиривая, потрепал по загривку. Поднял глаза в небо, приложил пятерню к груди и, унимая свои сердечные боль и трепет, вздохнул.
– Будем зимовать, Рой.
Глава десятая
За день до освобождения квартиры Степан принялся заметать следы тайного пребывания в ней, стараясь делать это как можно незаметнее. Однако Илона заметила. Пришлось признаваться. Узнав всю правду о своём участии в авантюре, она пришла в ужас. Но делать было нечего, следов хватало, времени убрать их оставалось в обрез и потому следовало немедля браться за работу. Узнай Горыныч, чего им обоим стоило вернуть квартире прежний вид, то не потребовал бы платы за наём – компенсация была достойной.