Constanta
Шрифт:
– Наверно. Они выходили из окружения, охраняли какого-то важного генерала, не давали немцам подступиться.
– Они были десантники?
– Моряки. Братва без страха и упрёка. «Полундра».
Поджав губы, Коля молча и уважительно склонил голову. То были люди избранного круга.
– Генерал спасся? – спросил он после паузы.
– Да. И дед вместе с ним. Он при генерале личным охранником был, потому что самый молодой.
– А у деда много наград?
– Хватает. Но самая главная, как он сам говорит – это жизнь.
– Вик!
– А?
– Я хочу
Вика посмотрела на него.
– Ты не торопишься? Это утро ещё не кончилось.
– Да, брось ты. Что мне будет? Я, знаешь…
– Коля, – тихо позвала Вика, перебивая его.
Он осёкся.
– Что?
– Холодно, – повела плечами Вика.
Коля внимательно посмотрел на неё. Жар румянил её щёки. В глазах, отражаясь, плясали яркие блики костра. Он потянулся ей навстречу. Сближаясь, осторожно обнял её, прильнул губами к тёплой щеке. Почувствовал отражением себя.
Лес зашумел. Пришли в движение мехами кроны деревьев, разогнали, подхватили и понесли воздух навстречу огненной стихии. Проснулись спящие светлячки. Взвился до небес костёр. И, казалось, нет спасения всему живому. Но… двое уцелели. Опасность минула их. Укрываясь в тени лесного огня и довольствуясь его теплом, они остались вне зоны горения, самими собой, детьми – играющими в любовь мальчиком и девочкой.
Сумерки сгущались. Небо над головами почернело. Сливаясь единым фоном, окрасились в тёмные тона деревья вокруг.
– Коля! – встрепенулась Вика, поднимаясь. – Уже вечер.
Сборы в обратный путь были коротки. Костёр пылал. Полный жизни он выражал способность гореть и гореть – до хлопьев невесомого пепла. Вика была не против. Но Коля взбунтовался, решив бросить вызов стихии и сразиться с ней один на один.
Он догнал её у кустов. Дым ел глаза, выжимал ручьями слёзы, однако мальчику было всё равно, счастье его было безмерно, очередная победа кружила голову – он ощущал себя дождём Вселенной, пролившимся на маленький горящий лес и укротившим огонь.
Дом встретил их ярким светом. Перед окнами, развеваясь на ветру, трепетала тельняшка. Подобно поднятому флагу, деля на равных радость возвращения, она обещала отдых, кров и еду.
Коля открыл дверь, устремился вперёд и тут же, как кур в ощип, угодил в крепкие дедовские объятия. Засада. Минуя борющихся охотника и жертву, Вика поспешила унести ноги – прямиком на кухню.
Большая кастрюля стояла на плите. Она подошла, подняла крышку и, выпустив наружу клубы пара, заглянула внутрь. Источник вечной жизни – волшебный флотский борщ – предстал перед ней.
– Дед, ты ел? – крикнула она, облизываясь.
Ответа не последовало. Она крикнула ещё раз, постояла в раздумье и, закрыв кастрюлю, пошла на поиски. Прихожая, комната… Никого. Ясно – мужская компания была вновь одержима своим двором. Возвращаясь, Вика остановилась. Собственные глаза, отражаясь в зеркале, привлекли её внимание. Такие непохожие на себя, счастливые, дикие, лесные. Чего им не хватало? Музыки! Срываясь с места, она устремилась к старой радиоле. Загорелись лампы, закружилась, наматывая витки, голубая прозрачная пластинка и вскоре бархатистый мягкий голос Джо Дассена, оживая, воспарил в пустой тишине. Подпевая, Вика направилась на кухню, дошла до порога и вдруг замерла. Вторя ей и песне, со двора нёсся радостный собачий лай. Рой вернулся с прогулки.
Не находя себе места, отчаянно жестикулируя хвостом, пытаясь выразить доступным языком все лучшие собачьи чувства, большая серая дворняга металась между Колей и дедом. Увиливания, хлопки, смех… Чувства пропадали. Но подоспела Вика. И всё изменилось. Явилось миру чудо, торжество без границ, яркий праздник воссоединения общего родного начала человека и зверя.
Вика ворочалась. Объятия у костра. Разве заснёшь после них. Утром она боялась, что взволнуется море, стихия вырвется наружу и случится непоправимое – она потеряет Колю. Но беспокойство оказалось напрасным. Внутри было тихо и покойно, ни отголоска. Коля остался близким и родным.
Ночь. Полна копилка. В любой момент можно закрыть глаза, уснуть и начать любоваться ими – безопасными страничками детских снов. Пусть так будет и дальше, без последствий. Ведь всё хорошо – Коля любит её, она – его, а больше ничего и не надо.
Внизу скрипнула дверь. Звуки бодрой мелодии огласили пространство, раскатистый женский голос, прорываясь сквозь них живым словом, произнёс:
– Говорит «Голос Америки» из Вашингтона. Программа для полуночников. Мы снова с вами, друзья!
Дверь захлопнулась. Всё стихло. Ни звука. И вдруг среди звенящей тишины откуда ни возьмись донёсся комариный писк. Тонкий заливистый, исполненный безудержного азарта охотника. Досада охватила Вику. Зима на носу, грядёт конец всей жизни, а одному из приговорённых насекомых всё равно неймётся – зовёт в пике чужая кровь.
Она приподнялась, села и отчаянной отмашкой рук вступила в незримый бой с летучей напастью.
Ночь постепенно брала своё. Мысли Вики кружились, путались и пропадали. Сменяя друг друга, мелькали зрительные образы. Поезд. Проплывающие мимо за окном дома, деревья, люди. Кто-то большой и сильный, обращая на себя внимание, махнул вслед ей рукой.
– Я с тобой! – донесло крик эхо.
– Я с тобой, – повторила она, уезжая.
Было позднее воскресное утро. Охваченный плотницким усердием дед строгал рубанком доски. Рой, сидя на цепи, контролировал порядок. Терпкий запах свежей древесины разливался по двору.
Дверь дома распахнулась. На пороге появилась Вика. Рой рванулся ей навстречу прыжком во всю длину цепи. Остановился, скованный неволей, и принялся скакать на месте, весь вне себя от радости и возбуждения.
Его обострённые нюх и чутьё предвкушали праздник. Борщ, тот самый, чудесный и забытый, которым дед кормил в те годы, когда их родная стая жила втроём. Всё не зря – невыносимая тоска по бабушке, долгий, трудный и безуспешный поиск её следов, вой по ночам… Конец печалям. Плохие времена были пережиты.