Constanta
Шрифт:
Капитан пожал плечами. Время брить головы наголо, разделять и властвовать ещё не наступило.
– Валяй.
А пива на вокзале было вдоволь. Группами, одна за другой, стриженые потянулись к торгующим ларькам. Примкнул к живой очереди и капитан.
Уносились прочь километры, колёса стучали по рельсам, весёлая эйфория сопровождала путь студентов. И, казалось, и ей, и рельсам нет конца. Вместе им уготована одна бесконечная дорога. Однако пиво, как всегда, оказалось верно своей природе. Минуло совсем немного времени, как стадия фильтрации была завершена.
Терпение –
Лихорадка пивного бремени охватила вагон. Минута стоянки – и она вырвалась наружу. Стриженые рванули прочь со своих мест, прошли лавиной сквозь полуоткрытые двери, выскочили на луг, заметались под пристальными взглядами набитой до отказа электрички и остановились, смыкаясь тесным кругом одной на всех нужды.
Согретая и вскормленная солнцем зелёная трава затрепетала…
Возвращение было тихим. Дождавшись последнего подопечного, капитан Запарка пробежался насмешливым взглядом по лицам, приподнялся и, хлопая в ладоши, сказал:
– Бис!
Демонстрация превосходства одиночки над толпой. Рассаживаясь по местам, студенты открывали заново своего препода. Оказывается, всё человеческое было ему чуждо. Одно море пива. Казалось бы, следом одна неизбежная потеря лица. Но нет. Армейский волк знал секреты победы над собой. Как будто и не пил ничего вовсе.
Движение по рельсам возобновилось. Около час курс ехал в полной тишине, затем сошёл на землю. Здесь студентов ждали автобусы. Впереди маячило бездорожье, местность всё более напоминала глушь.
Затерянный сельский уголок. Автобусы миновали ворота высокого бетонного забора и въехали на территорию действующей воинской части. Место конечного назначения. Вечерело. Веяло дыханием близкой осени. Вступала в свои права иная форма жизни и бытия.
Начальник кафедры полковник Гайдук, юркий тщедушный, словно сваянный наспех дефицитом любви и времени человечек, бодро вышагивал по плацу перед строем новобранцев. Новобранцы, большие и рослые, тяготясь пристальным вниманием к себе, отвечали откровенной усталостью.
Осмотр мало-помалу распалил полковника. Обуреваемый противоречивыми чувствами, он остановился перед бесстрастным, словно часовым на посту, Запаркой.
– Ну что это за… кха! – размыкнулись полковничьи уста. – Груз призраков, без вести пропавшие, отщепенцы, ей-Богу!
Внезапный порыв увлёк Гайдука прочь от шеренги, к краю плаца. Запарка тенью последовал за ним.
– Здорово, ребята! – загремел полковничий голос. – Спрятаться хотите? А кто служить будет? Может, я один?
Шеренга, слушая, стояла из последних сил.
– Отставить зевать! – гаркнул Гайдук.
Эхо взлетело над плацем. Полковник замер, прислушиваясь. Наверное, вот так же в давние времена предок вояки, настоящий дикий гайдук, брал быка за рога, искушая мирных селян одичать с ним в дремучих лесах – угрозой помещичьему господскому произволу. Война, не жалея себя – до победного конца. Однако истекал XX-й век. Эхо стихло. На плацу царило полное равнодушие.
Гайдук утёрся ладонью.
– Вы, двое там, с конца ряда, – палец полковника замер строгой указкой. – Вам, вам говорю, щёголи волосатые! Я предупрежал о длине волос. Напрасно вы не прислушались. Завтра будете бриты оба до голой макушки.
– Ха-ха-ха! – раздалось из шеренги.
Полковник хищно улыбнулся.
– Вот именно – ха-ха! Перевод дословный.
Он посмотрел на часы.
– Однако уже закат. Жаль, время вышло. Хотелось бы пожелать спокойной ночи, – зыркнул он недобрым взглядом, – но здесь я вам, ребята, никаких гарантий дать не могу. Капитан, командуйте отбой.
В казарме курс был поделён на несколько взводов. Каждый из них обзавёлся местным армейским командиром. Взвод Степана принял лейтенант Фатуйма. Молодой, розовощёкий и несуразный. Ряженый. Объявись Фатуйма в лихой час близ тёмной подворотни – и лучшей приманки для злого промысла было бы не сыскать. Однако сейчас время, место и субординация охраняли Фатуйму. Более того, делали его командиром. Поэтому, скрепя сердце, приходилось подчиняться. Впереди была первая ночь в казарме. Фатуйма знал как скоротать её с удобствами.
В опустевшей казарме их было трое. Оставленные в первый наряд на кухню, они лежали на койках, ожидая начала смены.
– Я засыпал и просыпался частями, по отдельности. Потом упало одеяло. Я – за ним. Едва успел закрыть глаза, забыться – и тут этот крик: «подъём»! Какая пытка – это утро!
Вова Налимов, рыхлый и упитанный, живое воплощение здорового мальчишечьего самолюбия, с оскорблённым видом вертел сапог в руках.
– Мужайся! – подбодрил его Степан. – Ты в армии. Впереди ещё 30 подъёмов.
– И железная строевая вертикаль днём, – добавил вылитый азиат Сергей Ким.
– Не трави душу, Ким, – бросил сапог на пол Вова, – она у меня ранимая.
– Опять раздвоишься, Налимыч? – спросил Степан, с интересом смотря на товарища.
– Похоже, деваться некуда, – вздохнул Налимыч. – Придётся.
– Ой, только не это! – замахал руками Ким. – Ты смоешься, а нам с твоей мумией жить? Мамочки, как вспомню, так мороз по коже. Такой урод!
– Я за себя в таком состоянии не отвечаю, – пожал плечами Налимыч. – Если тебя что-то не устраивает, держись на расстоянии, не общайся, обходи стороной.
– А может это и наш выход? – произнёс Степан, размышляя вслух. – Мумифицироваться с тобой – за компанию. Как думаешь, Налимыч?
Налимыч устроился поудобнее, закрыл глаза, блаженно потянулся.
– Этой методе нет цены, – тоном бывалого профессионала сказал он. – Попало тело в безвыходное положение – спасай душу. Представь себя сродни космосу, отдай концы и воспаряй – уходи в астрал.
– Я в таких экспериментах не участвую, – решительно заявил Ким. – Парите ребята без меня.
– Тебя никто не агитирует, – открыл глаза Налимыч. И махнул рукой. – Подъёмная тяга не та.