Constanta
Шрифт:
– Горыныч, первый раз слышу, что у тебя хомяк живёт.
– А что? – насторожился тот.
– Обычно змеи с мышами не дружат.
– Я – исключение, – самодовольно ухмыльнулся Горыныч.
– Чем кормишь? Семечками?
– Нет. Я даю ему сухие макароны. По праздникам – свежие овощи.
Илона опустила глаза. Вспомнила, чем неделю кормили хомяка они. Не бедствовал, жировал, отъелся за все постные дни. Напоследок подсунули ему хлебный мякиш с сюрпризом. Не всё ведь хомяку масленица. Зверёк отведал чеснока у них на виду. Ох, и потешились!
Горыныч увлёкся разговором со Степаном. Подозрения минули стороной. Мало ли пленных хомяков
Улучив момент, Илона склонилась к уху Степана.
– Он?
– Да.
Вечер для Горыныча выдался потрясающим. У него в собеседницах была сама грековская отрада. За три дня они едва успели переброситься с ней парой фраз, её красота как самое дорогое достояние была нарасхват. Приходилось довольствоваться дистанцией и местом стороннего наблюдателя. У неё было имя, редкое и благозвучное, но он не желал даже и слышать его. Разве имело оно какое-то значение? Для него она была гречанка, безымянная уроженка южной страны, обители неиссякаемого яркого полудня, колыбели, творящей во все времена женщину не просто венцом природы – желанной невестой всего света.
Всякий раз, когда солнечный луч встречался с ней, лаская чёрную смоль волос, оживляя нежное личико, зажигая глаза, образ красавицы обретал своё настоящее подлинное совершенство. Сердце Горыныча замирало. Неиссякаемый источник вдохновения открывался перед ним.
И вот сейчас, казалось, пришло время, небеса сжалились над ним и дали возможность выразить все потаённые чувства. Несколько раз к нему подходил Боронок, звал за собой на прогулку по поезду, но Горынычу было не до того. Сеанс связи был в самом разгаре. Ноздри его шумели и трепетали. Огонь поднимался из скрытых глубин. Всепобеждающий, сжигающий дотла и …призрачный. Кто знал, что гречанке было не до взаимности. Общаясь, она просто искупала свою тайную вину перед ним, доступной жертвой, любезностью прекрасного соцветия – одним осыпавшимся лепестком.
Сторожа своё придуманное счастье, Горыныч не смыкал глаз всю ночь. Утром, околдованный, потерявший всякую связь с реальностью, он вышел из вагона и устремился вслед за ним. Когда все границы дозволенного остались позади, счастье, казалось, было уже в руках, чья-то сильная рука ухватила и остановила его. Полный сочувствия друг Боронок молча встряхнул его, обнял и, разрушая чары красавицы, бесчувственным манекеном повёл в обратную сторону – туда, откуда брала своё начало разбитая мечта.
Дома. Родной город, шумный и просторный.
Безудержный поток времени подхватывает и несёт, стирая жизнь мгновение за мгновением.
Но остаются воспоминания.
И среди них те, что не боятся времени.
Яркие маяки.
Три дня в Таллине.
Глава двенадцатая
Подушка была мокрой от слёз. Сегодня они расстались. Полчаса на вокзале, поезд уехал, а потом пришла ночь, которая не кончается. Она осталась одна. Вика всхлипнула.
Далёкий южный город Сочи. Новый адрес Коли. Писать письма, ждать ответа, жить надеждой на встречу. А ведь они были единственной парой в классе, кому все прочили счастливое будущее. Эта волшебная ночь на набережной перед разведенным мостом… Как упоительна она была для выпускников. Полна особым смыслом, грёзами и планами. Дождавшись рассвета, они прошли по сомкнувшемуся мосту вдвоём первыми – прямо в лето. Лето пригрело. Расслабившись, они забыли про всё, впереди открывалась большая
На вокзале мама Коли, сочувствуя, пригласила Вику в гости. Так, без конкретной даты, в любое время года. Смотря в Колины глаза, Вика была рада и этому.
Он уехал в последний день августа. Лето кончилось. Это был настоящий затянувшийся во времени выпускной.
…Вика очнулась. Звонил телефон. Настойчиво, требовательно, как сирена. Голос утра. Она вскочила, обежала всю квартиру – никого. Как бы ни хотелось ни с кем общаться, но придётся.
Она подошла к телефону. Незнакомый женский голос спросил:
– Это квартира Степана Грекова?
– Да, – ответила Вика.
– Он дома?
– Нет.
– А вы кто?
– Как кто? Cестра. А вы кто?
– А я – его кошмарный сон, – ответил голос и рассмеялся.
– Илонка! – обрадовалась Вика. – Как хорошо, что ты позвонила. А я ведь совсем одна. Никого нет дома.
– Немудрено. Рабочий день за окном. Степана след уже простыл?
– Я его не видела со вчерашнего вечера. Отключилась.
– Причина уважительная?
Слёзы навернулись у Вики на глаза, комок застрял в горле.
– Вика! – окликнула её Илона, не дождавшись ответа.
– Я здесь, – сдавленным голосом отозвалась Вика.
– Ты в порядке?
Вика проглотила комок.
– Да.
– Свет за окном. Пора просыпаться и жить.
– Я живу.
– Радости не слышу.
– Тебе хорошо, – чужим голосом сказала Вика. – У тебя Стёпа есть.
– А я не жадная. Делюсь, чем могу. Он ведь всегда возвращается. Разве не так?
– Да, всё нормально, – подобие улыбки тронуло губы Вики. – Мне его хватает. И, вообще, я вас со Стёпкой очень люблю. Хорошо, что вы есть. А больше мне никого не надо.
Поговорив с Илоной, Вика почувствовала себя лучше. Оказались востребованы холодная вода из-под крана, зубная щётка, а потом и мамин завтрак, оставленный на кухонном столе. Когда из магазина вернулась сама мать, Вика встретила её уже в форме – беззаботной и весёлой. Прочь все горести. И беда – не беда. Ведь так хотелось, повернув время вспять, продолжать жить по-старому – надеждой и любовью, верой в сказку со счастливым концом.
Вечером того же дня Илона встретилась со Степаном в парке Победы – ярком и большом оазисе природы близ своего дома. Взявшись за руки, они отправились в прогулку по парковым аллеям. Тишина и жёлтые наряды деревьев дышали началом осени.
– Я сегодня утром с Викой разговаривала по телефону, – сказала Илона. – Мне показалось, проблема у неё.
– Что за проблема? – насторожился Степан.
– Подозреваю, личная. Несчастный роман.
– Как догадалась?
– В таких случаях, вспоминаешь про тех, кто рядом. Расчувствовалась девчонка, словно мы с ней не общались несколько лет. Признаться, я была поражена. Что скажешь, брат?
– Со стороны, наверно, виднее. Однако, если чувства остались, значит, есть надежда – всё вернётся на круги своя.