Цуцу, которая звалась Анжелой
Шрифт:
Анжела терпеливо ждала и, лишь когда услышала громкое мерное сопение, тихонько встала и вышла из жилища.
Она ни разу еще не выходила ночью на улицу. Все париане почему-то очень боялись темноты и сумели внушить ей тот же страх. Но сейчас, когда Анжела заявила наконец во всеуслышанье, что она - человек, страх исчез...
Завороженная, она остановилась на пороге жилища. Все вокруг казалось розовым под светом Сеана, как в волшебной сказке. Иссиня-черные контуры пиру четко вырисовывались на фоне фиолетового неба. В мрачном безмолвии высилась за Городищем стена неприступных скал... Небо, будто волшебный ковер, было усыпано бесчисленным множеством зеленых звезд: одни казались величиной с яблоко, другие - меньше горошины.
Спустившись во двор, Анжела села на свое новое сиденье, вылепленное заботливыми руками Муно, и задумалась. Она могла чувствовать себя свободно и думать о чем угодно, только когда засыпали ее радушные хозяева. С тоской и удовольствием вспоминала она родной дом, и родителей, и своих подруг...
Там, дома, особенно она любила утренние часы, когда всей семьей они поднимались на крышу их пятидесятиэтажного дома, где был разбит большой тенистый парк с аллеями, беседками и аэрариями. Они принимали воздушные ванны под ласковыми лучами восходящего солнца, плескались в прохладных водах бассейна... И только потом все расходились по своим делам: родители на работу, она - в школу.
Как все это непохоже на жизнь париан! Конечно, здесь много интересного и необычного. Она с радостью согласилась бы провести на Парианусе... летние каникулы. Но жить годами! Париане - добрые, веселые, но, пожалуй, немного глуповаты по земным меркам...
Анжела скучала по книгам, по товарищам, по занятиям. Ее терзала острая, неутихающая тоска по родителям. Неужели всю жизнь ей суждено провести среди хвостатых, перепончатых париан?! Правда, она очень привязалась к Муно. Но он не мог заменить ей того, к чему она привыкла, что любила, без чего не могла обойтись.
И зачем только она отправилась в это путешествие! Как хорошо и весело жилось ей там - на милой, доброй Земле.
Анжела понуро вернулась в жилище, легла на свою лежанку, закуталась в ворсистый лист пиру. Она с грустью вспомнила свою мягкую постель с тонкими оранжевыми простынями, нежно пахнущими фиалкой. Дома у каждого из них постель имела свой цвет: у мамы - розовая, у папы - голубая. И каждая пахла какими-нибудь цветами.
Анжеле тогда казалось, что так будет всю жизнь, что по-другому просто не бывает...
Ее разбудили голоса с улицы:
– Эй, Муно! Цуцу! Идемте гулять.
Муно вскочил, протер глаза и, покачиваясь, пошел к выходу, сонно бормоча:
– Цуцу! За мной! Ско...
– но вдруг осекся и смущенно обернулся к девочке: - Совсем забыл, Цуцу. Не сердись. Хочешь пойти с нами гулять?
– Хочу, - улыбнулась Анжела.
– Конечно, хочу.
И, взявшись за руки, они вышли из жилища.
– Куда пойдем?
– весело спросила Лула.
– К Горячему озеру?
– Нет-нет, куда-нибудь в другое место, - поспешно сказал Тути.
– Сегодня пусть решает Цуцу.
– Лула хотела было погладить Анжелу по волосам, но, спохватившись, отдернула руку.
– Цуцу, куда бы ты хотела пойти?
– К скалам, - не задумываясь, ответила девочка.
Переглянувшись, юные париане согласились.
Сначала они шли по гладко вытоптанным улицам Городища. Справа и слева возвышались сводчатые жилища париан с овальными отверстиями для входа. Вокруг каждого жилища и прямо посреди улиц в беспорядке росли большелистые, прямоствольные деревья с крупными ярко-оранжевыми плодами. Их никто не сажал, и они росли, где хотели...
Улица кончилась, незаметно перейдя в дорожку с разбегающимися в разные стороны тропинками. Самая узкая и неприметная вела к подножию Каменной стены, отрезавшей страну париан от остального мира.
Бархатно-зеленые луга, деревья с пышными круглыми кронами, все, что составляло сказочную природу париан, кончалось перед этой стеной. На скалах почти не было растительности. Лишь кое-где, уцепившись за случайные выступы, лепились причудливо изогнутые розовые мунго, будто путники, дерзнувшие нарушить величественный покой каменной громады, да так и окаменевшие на полпути.
– Почему ты решила прийти сюда?
– спросила Лула Анжелу.
– Мне хотелось увидеть их вблизи. Когда дядюшка Гундо переносил меня через Стену, я была без сознания и ничего не помню.
– Что же мы будем делать дальше?
– спросил Муно.
– Как тут играть?
Париане испытывали безотчетный страх перед грозной Стеной и не любили приближаться к ней.
– Я знаю!
– выкрикнул беззаботный Тути.
– Мы устроим соревнования: кто выше взберется по Стене.
– Верно, Тути!
– обрадовалась Анжела и первая побежала к скалам.
Она карабкалась по выступам с таким ожесточением и упорством, будто задалась целью во что бы то ни стало преодолеть злосчастную преграду.
– Ты сорвешься, Цуцу!
– послышался голос позади.
Это был Муно. Анжела знала, что он ленивый и неповоротливый, к тому же не любит опасностей. Но Муно полз по острым скалам, преодолевая страх, потому что страх за Цуцу был сильнее.
– Вернись, Цуцу, прошу тебя.
Его жалобный голос подействовал на Анжелу. Она остановилась, уцепившись за кривой ствол мунго, нависший над нею. Взглянула наверх. Стена, казалось, уходила в самое небо, растворялась в нем. Нет, никогда ей не преодолеть этих скал!
– Хорошо, Муно, вернемся, - грустно вздохнула Анжела.
На крохотном выступе у подножия уродливого мунго они присели передохнуть, посмотрели вниз: только Тути, пыхтя и отдуваясь, еще карабкался вверх. Остальные, не выдержав, вернулись. Они отдыхали, растянувшись на зеленой лужайке.
– Вы победили!
– крикнула снизу Лула.
– Спускайтесь!
...После дневной еды Муно снова предложил Анжеле погулять. В это время они обычно не гуляли, а отправлялись на площадь, но Муно объяснил, что смотрилищ больше не будет. Вид у него был озабоченный.